— Да. Хорошо. Вы, безусловно, правы, и это убийство имело привкус политического. Вы сказали, что такое предположение лишено здравого смысла, и я очень рад слышать это. Вы пошли дальше, допустив, что это хладнокровное, замысловатое убийство является расправой, умышленно подчеркнув это. Это может положить начало ряду гипотез, что, как бы заманчиво ни выглядело, привело бы к пустой трате времени, поскольку мы не располагаем никакими фактами. Моя мысль работает в том же направлении. Какие имеются факты и какое основание они дают мне, чтобы начать расследование? Что всю свою взрослую жизнь она провела среди солдат. Я направил стандартный запрос французским властям. На самом деле я совершенно не рассчитываю что-то получить. Почему я должен рассчитывать на это? Но я должен искать именно во Франции, как мне кажется, поскольку только одно странное обстоятельство связано с этой женщиной — ее брак с очень обычным голландским парнем и такое обыденное и заурядное переселение в Голландию, что оно кажется преднамеренным. Что же касается Индокитая — эта женщина служила в военном госпитале и коллекционировала подаренные ей солдатами кокарды. Она сохранила несколько из них — и в том числе значки того подразделения, в котором служила в Дьенбьенфу. Все даты совпадают. Я не проводил никакого расследования — это моя жена, которая делает из этой битвы что-то вроде культа, обратила внимание на этот факт. Возможно, и Эстер делала культ… по тем же причинам. Может быть, там были ее родственники? Она югославка по происхождению… Там было много югославов в рядах Иностранного легиона. Может быть, это слабая ниточка для расследования, но должен вам сказать, что это почти все, чем я располагаю. У нас нет ни описания, ни зацепки, позволяющих узнать, кто убил ее.
Молодой человек чуть вздохнул, возможно из сочувствия. А возможно, и сам почувствовал грусть.
— Какое совпадение, что ваша жена имела отношение к Индокитаю. Не смотрите на меня так, — рассмеялся он. — Фамилия вашей жены не значится ни в одном из наших черных списков.
— Зато значится в некоторых голландских, — угрюмо сказал Ван дер Вальк.
— Да, я знаю.
— Я так и думал, — сухо прокомментировал комиссар. — Одно время это несколько омрачало жизнь здесь.
— Вашу? Профессиональную? Ох уж эти голландцы… Значит, вас немного обременяет дело этой Маркс?
— Да. И тем решительнее я хочу довести его до конца. Ради Эстер… и моей жены.
— Может быть, вы даже подумываете о том, чтобы поехать во Францию? — Это было сказано так учтиво, что Ван дер Вальк сразу понял, что что-то затевается.
— Если мое благожелательное начальство любезно позволит мне, я бы, пожалуй, поехал. Знаете старую поговорку: «Доброму слову — добрый ответ»? Делаешь запрос по официальным каналам, и тебя обманывают. Разговариваешь с людьми, глядя им в глаза — как мы сейчас, — и можешь чего-то добиться.
— По-моему, вы очень мудрый человек, — последовал неожиданный вывод. — Возможно, я говорю неосторожно, но вы очень искренни со мной, и я ценю это. Я готов помочь вам всем, чем смогу. Только не подумайте, что я смогу открыть любую дверь — я не знаю, в какую из них вы постучите, и не слишком уверен, что смогу найти нужную замочную скважину. Мы не слишком популярны в некоторых службах. На самом деле, — мягко добавил он, — как вы, конечно, знаете, мелкая ревность между различными подразделениями одной и той же администрации бывает просто поразительной. Да я и не такой уж влиятельный человек даже в своей собственной организации. Тем не менее я хочу уверить вас, что, если вы постучитесь в двери наших друзей, из замочной скважины подует не таким уж холодом. Если вы позволите, я бы вас немного предостерег.
Ван дер Вальк улыбнулся. Он подумал, что догадывается о том, что за этим последует.
— Те дни в Индокитае… и последовавшие за этим дни в Алжире… нанесли большую травму, с чем приходится сталкиваться иногда в самых неожиданных местах. Не только среди солдат. Осмелюсь сказать, что, если вы натолкнетесь на некоторую скрытность… а иногда даже и на откровенную ложь — не стоит удивляться.
Ван дер Вальк снова улыбнулся:
— Я уже имел подобный опыт… со своей женой.
Глава 11
До конца дня его занимали мысли об этом. Арлетт — ключ к Эстер. Возможно, не очень подходящий, но, как он сказал тому человеку, это единственное, что у него было. Обе женщины вышли замуж за голландцев и сознательно отреклись от большой части своего прошлого. Это должно было быть болезненным. Важное значение имело различие между ними. Арлетт была наивной девушкой с романтичным отношением к солдатам. Эстер была совсем иной — женщиной, которую ожесточила и озлобила жизнь и которая сама была солдатом.