Сфера влияния

— Ну что ж, это очень легко объяснимо. После того, что вам пришлось перенести, вы заслуживаете подробных объяснений, и кто-то должен дать их вам. Я позволю вам проникнуть в некоторые тайны. Но тем не менее, к сожалению — к моему большому сожалению, вам придется немного подождать. Возможно, только до вечера. Да, этим вечером, а пока вы можете побродить по Биаррицу — это чудесное местечко, потом вам этого сделать не удастся. Почему? Помните, все ваши расходы падают на мой счет. Так что я вправе предположить, что мы вместе поужинаем — часов в восемь, вас устроит? — и я расставлю все точки над «i», а потом вы вернетесь в Амстердам и напишете ваш рапорт, а так как я расскажу вам чистую правду, то ваше начальство получит не больше информации, чем было у вас, когда вы начали вести это дело. Дорогой мой, у меня не было причин предполагать, что у этой истории может быть трагический конец, хотя, конечно, я чувствовал, что во всем происходящем есть что-то ненормальное. Поэтому я и выбрал ответственного офицера полиции, а не одного из этих… частных сыщиков, у которых чувства ответственности ни на грош. Они не заинтересованы ни в чем, кроме денег, которые они могут получить в случае успеха. Я восхищен, просто восхищен вашим чувством такта и вашей проницательностью. Но мы поговорим об этом сегодня вечером, правда? — Он снова заговорил елейным голоском.

— Не сомневаюсь, — кивнул Ван дер Вальк и подумал: «Я надеюсь, мы оба сможем принять участие в этой встрече».

— А теперь, боюсь, я должен прервать наш разговор, хотя он чрезвычайно интересный, так как меня ждет машина, уже полчаса как ждет. Так, значит, вечером? Может быть, давайте в семь тридцать в баре? Великолепно. Великолепно.

Ван дер Вальк, который всей душой ненавидел лифты, довольный, спустился на два пролета по широкой лестнице. Он не был уверен, что «великолепно» — правильно подобранное слово. Что-то мистер Канизиус слишком много болтал. На взгляд Ван дер Валька, с его внезапным появлением в Биаррице, у бизнесмена разгорелся излишний энтузиазм стать его близким приятелем.

Он беззаботно бродил по гостиничным местам общественного пользования, наслаждаясь открывавшимися из окон прелестными видами, рассеянно беспокоясь о том, что швейцар, должно быть, уже приметил его, подозревая, не планирует ли он ограбление ближайшего ювелирного. Нигде не было ни намека на присутствие Анн-Мари или серого «опеля». Насколько правильно он представлял себе ситуацию? Не мешала ли ему усталость адекватно воспринимать разыгранное семьей Маршал романтическое представление?

Жан-Клод Маршал был типичным северянином, он думал об этом всю ночь и все утро, бродя по Инсбруку, он был склонен к театрализации происходящего, об этом говорили все совершенные им правонарушения: суицид, угон вертолета, принадлежавшего государству, похищение несовершеннолетней девушки, все это сопровождалось разного рода украшательствами и поклонами зрителям. Анн-Мари была совсем не такая: лежать в засаде с ружьем, поджидая своего врага, было для нее все равно что для корсиканского крестьянина, чья невестка отправилась на тайное свидание с каким-нибудь молодым повесой, караулить изменницу. Здесь для нее не было ничего невероятного, кроме того, что такая же идея может прийти в голову немцу-полицейскому. Он думал так раньше и продолжал думать так сейчас.

Ей не было нужды поджидать около входа в отель появления Канизиуса. Она прекрасно ориентировалась в Биаррице и вполне могла знать все о делах Канизиуса в этом месте: по-видимому, из небольших коттеджей на пляже секрета никто не делал. (На самом деле они были очень даже большими, хотя и казались маленькими и хрупкими, вроде башенок, которые вы строите из спичек, кладя их по периметру друг на друга.) Как ни странно, эти домики служили для «Сопекса» неплохой статьей дохода — они продавались, как мороженое в жаркий денек в зоопарке. Вполне возможно, что, узнав, что Канизиус в Биаррице, она узнала и о том, что он будет проезжать по дороге, ведущей к границе.

Информация такого рода делает совершение убийства чрезвычайно легким мероприятием, подобно тому преступлению в Америке, когда весь мир прекрасно знал о том, что мистер Кеннеди совершает ежедневную прогулку по Далласу в открытом автомобиле. Не стоило и добавлять, что, если женщине втемяшится что-то в голову, остановить ее довольно трудно. Ружье, как многие уверены, чисто мужское оружие, но ведь есть и женщины, которые могут неплохо с ним управляться. Это не так уж сложно, если выбрать хорошую позицию, удобную и чтобы цель просматривалась без помех; лежа женщина может выстрелить ничуть не хуже, чем мужчина. Мощное ружье делает довольно сильную отдачу — но ведь это уже после выстрела. С расстояния, например, сто метров по медленно движущейся цели всего один выстрел может быть решающим, особенно если пуля такого калибра. В дни своей армейской молодости Ван дер Вальк стрелял по мишени размером в четыре фута с расстояния три сотни метров — это было несложно… и означало то же самое, что стрелять в человека со ста метров.