Сфера влияния

— Да, конечно. — Этот взятый напрокат автомобиль был лучше, чем у него, но только лишь потому, что он был более новым. За полчаса дороги от Страсбурга до Саверни они не обмолвились ни словом, но он чувствовал, насколько ей больно и тяжело. Она сидела рядом с ним в этой маленькой машине, не пристегнувшись ремнем, сменив ботинки на высоких каблуках на кожаные мокасины, приняв позу водителя — колени врозь под скрывавшей их юбкой. Ее пальто — дорогая вещь с норковой подкладкой — было расстегнуто, так что автомобиль вместо неприятного резкого химического запаха, который царил в большинстве немецких машин, был наполнен ароматом теплой, восхитительной женщины. Каждый раз, когда они проезжали мимо светофора, он бросал быстрый взгляд на ее профиль. Ее лицо потеряло свою жесткость, исчезло какое-то диковатое выражение глаз, которое сохранялось все время их пребывания в кабинете мистера Воллека, она выглядела очень молодой и ранимой. Так же, как и тогда, в Инсбруке, она была соблазнительной, так что уже не в первый раз ему пришлось защищаться от ее чар. В ее изменчивости была такая сила, что он не мог не восхищаться ею, какой бы она ни была, игнорировать ее было невозможно.

Перед Саверни они свернули налево, и он был вынужден поехать медленнее по незнакомой извилистой дороге. Вокруг было пустынно, вечер был туманным и холодным, так что, по всей вероятности, жители пригорода пораньше отправились по постелям. Остановившись у полицейского участка, он окликнул жандарма, который дал ему ключи моментально, как только он назвал свое имя: мистер Воллек держал слово.

— Полагаю, я вам не нужен, — с надеждой сказал жандарм; в участке было тепло и вкусно пахло яблоком, которое он жевал.

Дом находился всего в сотне, может чуть больше, метров от того места, где они остановились, все соседние дома были темными, а окна закрыты ставнями. Оставить машину на улице было совершенно безопасно, а открывать ворота и заезжать во двор — это был риск привлечь любопытный взгляд. Он отпер дверь и пропустил женщину вперед, потом вошел сам.

Внутри было неуютно — маленький дом быстро растерял все накопленное тепло, — холодно, все кругом было перевернуто полицейскими экспертами и уже покрыто пылью. Анн-Мари огляделась вокруг без тени смущения.

— И вы были здесь этим утром? И нашли их мертвыми?

— Да. Было уже слишком поздно. Везде, где я был, я был слишком поздно.

— Как мог такой болван, как вы, надеяться хоть что-то понять?

— Я часто бываю болваном, и я уже усвоил, что иногда ситуации бывают такими, что кто угодно будет выглядеть бóльшим болваном, чем он есть на самом деле. Так что не стоит заблуждаться на этот счет.

— Что вы за болван, — резко повторила она. — И как вы узнали, что он здесь, вы, непроходимый тупица?

— Я предположил, что он каким-то образом выбрался из Австрии. Чутье подсказало мне верный путь, и я вышел на человека, который помог ему. Его старый знакомый. А Жан-Клод оказался довольно остроумным и попросил его позвонить, если на горизонте появится какой-нибудь болван вроде меня.

— Позвонить? Но здесь же нет телефона.

— Совершенно верно, но вы-то откуда знаете?

— Вы думаете, что вы такой хитрый? Я это вижу. И я это знаю. Жан-Клод ненавидел телефоны. Он ни за что не стал бы скрываться в том месте, где есть телефон.

— И тем не менее у владельцев местного кафе он есть.

— Вы крайне некомпетентны, вы невежественный идиот. Я же сказала вам, что вы должны прекратить эту гонку. Я же предупреждала вас, что вы занимаетесь делом, в котором ничего не смыслите. Неотесанная вы деревенщина. Вы двигались на ощупь — и вот вам результат. Я предлагала вам деньги. Вы могли бы получить очень много денег, гораздо больше, чем вы сможете заработать за всю свою жизнь, одним махом. Я предлагала вам себя. Вы что думаете, что я из тех женщин, которые ложатся в постель с первым встречным глупым мужланом, с которым они познакомились на спортивной базе? Нет. Вы решили поиграть в честного глупого полицейского, слишком целомудренного, чтобы жить. Вы должны! Должны найти его, потому что вам при-ка-за-ли! В жизни не встречала такого тупицу.

Ван дер Вальк присел. Пыльное сиденье у окна с поразившими его драгоценными камнями сверкало: немного пыли не смогло испортить его красоты. Он был чем-то похож на коня в руке шахматиста. Он очень надеялся на то, что им будет сделан верный ход.

— По вашему мнению, он убил себя из-за того, что знал, что я у него на хвосте, и что он не сможет от меня скрыться, и что я буду строить баррикады на всех дорогах, как это делается в погонях за грабителями банков. Поэтому он убил себя прежде, чем я смог настичь его здесь?

— Нет, вы, идиот, я в это не верю. Он не совершал самоубийства. Его убили.

— В самом деле? Кто бы это мог быть? — вежливо осведомился Ван дер Вальк. — Вы?

— Канизиус, вы, слепой дурак. А сейчас он сидит в Париже и от души наслаждается этой шуткой.

— Значит, вы не поверили в гипотезу о самоубийстве, которую высказал мистер Воллек?