– Мэй, бывало так, что ты хранила секрет, он тебя грыз, потом ты его раскрывала, и тебе легчало?
– Конечно.
– И со мной бывало. Такова природа секретов. Когда секреты внутри – они как раковая опухоль, когда снаружи – безвредны.
– То есть вы считаете, что секретов быть не должно.
– Я годами об этом думаю, и мне так и не удалось придумать сценарий, где от секрета больше пользы, чем вреда. Секреты способствуют антисоциальному, аморальному и деструктивному поведению. Понимаешь, как это работает?
– Ну, пожалуй. Но…
– Знаешь, что сказала мне супруга много лет назад, когда мы поженились? Она сказала, что, когда мы расстаемся – скажем, я уезжаю в командировку, – я должен вести себя так, будто на меня смотрит объектив. Будто жена за мной наблюдает. Тогда это все, конечно, было в теории, и она отчасти шутила, но образ мне помогал. Оказавшись в комнате наедине с коллегой женского пола, я спрашивал себя: «Что подумала бы Кэрен, если б смотрела на нас через камеру слежения?» И это мягко диктовало мне дальнейшие поступки, не позволяло даже приблизиться к поведению, которым не была бы довольна она и не гордился бы я. Я оставался честным. Понимаешь?
– Понимаю, – сказала Мэй.
– Конечно, беспилотные автомобили решают массу проблем. Супруги всё лучше понимают, где была их половина, – в автомобилях ведутся логи. Но я вот о чем: а если бы мы
– Я не знаю. Надо думать, все это сильно сократится.
– Мэй, нам наконец-то придется стать лучше. И я думаю, люди вздохнут с облегчением. Вся планета хором оглушительно вздохнет. Наконец-то, наконец-то мы сможем быть хорошими. В мире, где больше нельзя предпочесть зло, не останется выбора,
Мэй кивнула.
– И кстати, насчет облегчения – ты ничего не хочешь сказать, пока мы не закончили?
– Не знаю. Много всего, – ответила Мэй. – Но вы и так любезно потратили на меня кучу времени, и я…
– Мэй, ты не хочешь сообщить нечто конкретное, что ты скрываешь от меня с тех пор, как пришла в эту библиотеку?
Мэй тотчас поняла, что ложь не пройдет.
– Что я здесь уже бывала? – сказала она.
– Ты здесь уже бывала?
– Да.
– Но ты, когда пришла, дала мне понять, что нет.
– Меня приводила Энни. Сказала, это какой-то секрет. Я не знаю. Я не знала, как лучше. Как ни поступи, все не идеально. Я по-любому в беде.
Бейли улыбнулся весьма подчеркнуто:
– Да вот и нет. До беды нас доводит только ложь. Только сокрытое.
– Лучше.
– Легче?
– Да, легче.
Мэй и впрямь полегчало – накатило что-то похожее на любовь. Работа по-прежнему есть, не нужно возвращаться в Лонгфилд, отец останется силен, на мать не ляжет тяжкое бремя – хотелось, чтобы Бейли взял ее на ручки, хотелось погрузиться в его мудрость и великодушие.
– Мэй, – сказал он. – Я искренне верю, что, если у нас нет иного пути, кроме верного, кроме лучшего, он дарует нам абсолютное, всепоглощающее облегчение. Больше не нужно поддаваться соблазну тьмы. Прости, что излагаю в категориях морали. Что поделаешь – Средний Запад, церковь по воскресеньям. Но я верю в совершенствование человека. Я считаю, мы можем стать лучше. Я считаю, мы можем стать совершенными – или близко к тому. И, обретя совершенство, мы обретем безграничные возможности. Мы решим любую задачу. Исцелим любой недуг, покончим с голодом и бедствиями, ибо нас уже не будут тянуть к земле наши слабости, наши мелочные секретики, наша скупость и нежелание делиться информацией и знаниями. Мы наконец-то реализуем свой потенциал.
После разговора с Бейли Мэй несколько дней ходила ошарашенная, а уже наступила пятница, и в предчувствии выхода на сцену в обед Мэй совершенно не могла сосредоточиться. Но она понимала, что надо работать, хотя бы показать пример своей ячейке, ибо сегодня, вероятно, ее последний полный рабочий день в ЧК.
Поток шел непрерывно, но не сводил с ума, и за утро Мэй обработала 77 клиентских запросов. Ее рейтинг – 98, средний по ячейке – 97. Вполне приличные показатели. Ее ИнтеГра – 1 921, тоже хорошее число, с ним не стыдно отправиться в «Просвещение».