– Доброе утро, – поздоровалась она, прикидывая, сколько принять ибупрофена, чтобы не болела голова.
– Как ты спала? – спросила Габби, все еще теплая после сна. – Я спала хорошо, а на улице солнышко. Видишь? Будет солнечный день.
Карли посмотрела на окно. Свет лился сквозь занавески.
– Я рада, что сегодня хорошая погода, – сказала она.
– Да, я тоже. После школы я помогу Леонарду считать журавлиных птенцов. Мы будем осторожны, потому что они совсем еще маленькие.
Габби прыгала на постели – как всегда, сгусток утренней энергии. Карли изо всех сил старалась не морщиться; ей казалось, что где-то внутри головы работают отбойным молотком.
Габби сползла с постели.
– Завтракать, завтракать! – Ее громкий, звонкий голосок казался настоящей мукой.
– Я скоро приду на кухню, – пообещала Карли, сдерживая гримасу боли.
Габби помчалась к двери, но тут же оглянулась.
– Мамочка, ты заболела?
Вот так. От нее ничего не скроешь.
– У меня болит голова.
– Ой. – Габби понизила голос до шепота. – Я буду вести себя тихо.
– Спасибо, доченька. Спасибо.
Карли прошла на кухню. Она включила кофейную машину, потом насыпала в миску мюсли и залила их молоком. Габби положила хлеб в тостер, а Карли собрала фрукты.
Знакомый ритуал успокоил ее. Да, прошлое было ужасным, но теперь у нее была Габби. Дочка была ей дороже всего на свете. Конечно, эти эмоции не назовешь уникальными. Разве не все родители любят своих детей? Но не все из них показывают это на деле. Отец Мишель обожал дочку, рассказывал всем, кто готов был его слушать, что не может без нее жить. А потом бросил ее. Мать Карли сбежала, не позаботившись предупредить об этом. Прошло три года, прежде чем Карли что-то услышала от нее. Но даже теперь они созваниваются пару раз в год и обмениваются открытками на Рождество – и все. Лана только один раз видела свою внучку.
«Как все сложно», – подумала Карли, подходя к окну с кружкой кофе. Ее жизнь – сплошные сложности. Она отодвинула занавеску и чуть не выронила из рук кружку.
Из кухни она видела восточную часть заднего двора и кусок сада. Вместо ярких цветочных рядов там остались лишь кучки земли и поломанные растения, которые она так лелеяла.
Босая, в длинной футболке, она подошла к задней двери и открыла ее.
– Мама, ты куда? – спросила Габби.
– Останься дома, – крикнула Карли.
Она дошла до угла отеля. Перед ней лежал задний двор.
Пропали все цветы. Они были выдраны с корнем, растерзаны и брошены умирать. Стебли, листья и цветки покрывали лужайку красно-бело-желто-зеленым ковром. Вазоны тоже опустели, в них уцелели лишь несколько сломанных стеблей. Они выглядели так, словно не понимали, что произошло.
Карли знала, что случилось и кто это сделал. Мишель хотела причинить ей боль и устроила этот ад. Карли пошла назад, к дочке, она не хотела, чтобы Габби увидела эту катастрофу. И только подойдя к двери, поняла, что плачет.
Мишель поставила машину на банковской парковке. В это утро ей не хотелось ни с кем разговаривать. Ночь прошла тяжело, и она еле заставила себя встать. Лишь мысль о том, что она выплатит половину просрочки по кредиту, заставила ее шевелиться. Да еще три чашки кофе.
Каждый раз, когда она вспоминала о том, что произошло накануне вечером, ей делалось тошно. Горький вкус стыда наполнял ее желудок. Мало того что она поступила как идиотка, теперь это еще и могли видеть все окружающие.
Будут вопросы. Вырванные с корнем цветы невозможно не заметить. Что все подумают? Нет, не все, поправилась она. Что подумает Дамарис? И Габби? Она уже знала, что Карли увидела ее послание. Мишель разрушила то, что было так дорого ее бывшей подруге. Не надо быть опытным психологом, чтобы это понять.
Она взяла конверт с чеками и вылезла из кабины. Бедро болело сегодня сильнее обычного. «От сознания вины, – подумала она. – Или из-за того, что она ползала по траве, вырывая цветы».
Она вошла в банк и направилась к кабинету Эллен. Та сидела за своим столом и при появлении Мишель подняла голову.
– Доброе утро, – проговорила с улыбкой Эллен. – Как дела? Я знаю, что у вас были прекрасные длинные выходные. Видела, сколько машин стояло на вашей парковке. Я рада за тебя.
– Все прошло неплохо. – Она села на указанный Эллен стул, радуясь, что сняла нагрузку с бедра. Положила конверты на стол и подвинула их к Эллен. – Вот. Июньские платежи и половина всех предыдущих задолженностей.
Эллен подняла брови.
– Впечатляет. – Она открыла конверт и вытащила чеки. – Я дам тебе квитанции.
– Пойми меня правильно, но я буду счастлива расстаться с этим банком.
– Что ты имеешь в виду?
– Все эти правила. Если я выплачу долги, они не будут действовать.
Эллен покачала головой.
– Боюсь, это не так. В течение ближайших двух лет будут действовать другие условия. – Улыбка вернулась. – Разве я тебе не объяснила? Это указано в бумагах, которые ты подписала, когда брала кредит. Ой, подожди. Твоя мама подписала вместо тебя, верно?
Мишель захотелось швырнуть что-нибудь о стенку – желательно Эллен. Значит, она обречена иметь дело с этим банком еще пару лет? Даже если выплатит все долги?