Когда появилась электронная почта, Натали Блейк и Ли Ханвелл было по двадцать восемь. В течение следующих нескольких лет объем электронной переписки вырос экспоненциально. Приложения в виде фотографий женщин с ошарашенными выражениями лиц и больничными бирками на запястьях, детей, лежащих на материнских грудях, с волосиками, необъяснимым образом промокшими насквозь. Они словно перешагнули через пропасть в иной мир. Совершенно не исключалось, что ее собственная мать приходила в дома этих новых матерей в переднике с приколотым к нему бейджиком с ее именем, брала кровь из пяточки младенца или накладывала швы лежащей на боку новоявленной матери. По законам статистики Марсия, вероятно, видела одну-двух из них. Они были новыми жителями в их районе. Они не принадлежали к тому сорту людей, которые выключают свет или спят на полу. Мать и дитя прекрасно себя чувствуют, устали. Словно никто никогда прежде в человеческой истории не рожал детей. И все говорили именно эти слова, это вошло в обиход: «Будто никто никогда прежде не рожал детей». Натали переправляла эти электронные письма Ли.
Многие вещи, которые их матерям казались самоочевидными элементами мира, где преобладает здравый смысл, теперь поражали Натали и Ли своей неожиданностью или оскорбительностью. Физическая боль. Существование болезней. Различие детородных возрастов мужчины и женщины. Сам возраст. Смерть.
Их собственная материальность представлялась скандальной. Плотским фактом.
Натали Блейк, будучи сильной, решила бороться. Идти на войну против этих явлений, как солдат.
Просмотрев электронное письмо о ребенке, она зашла на сайт и сделала предложение. Потом поднялась в спальню и легла спать.
– Ты куда собралась?
Натали Блейк стряхнула руку мужа со своего колена и поднялась с кровати. Она прошла по коридору в гостевую спальню, села перед компьютером. Ровными движениями, как пианист, играющий гаммы, набрала адрес в браузере. Удалила предложение.
– Натан?
Он с двумя девочками и мальчиком сидел на парковой эстраде, курил. С двумя женщинами и мужчиной. Но одеты они были как дети. Натали Блейк была одета, как успешный адвокат, едва перешагнувший тридцатилетие. Будь они вдвоем, они могли бы обойти парк по периметру, поговорить о прошлом, она, возможно, сняла бы свои ужасные туфли, они бы сели на траву, и Натали покурила его косячок, а потом по-матерински посоветовала ему бросать эти дела, а он бы кивнул, улыбнулся, пообещал бросить. Но в таком обществе она понятия не имела, как себя вести.
Чертовски жарко, сказал Натан Богл. И вправду, согласилась Натали Блейк.
Приглашение поступило давно, но она не позвонила и не прислала эсэмэску, чтобы известить о своем приходе. На «Виктория-стейшн» ее просто будто стукнуло что-то. А пятнадцать минут спустя она шла по Брикстон-Хай-стрит, уставшая после судебного заседания, все еще в костюме, путаясь под ногами веселых людей, у которых только начинался их пятничный вечер. Она купила цветы в киоске на заправке, вспомнила все сцены из фильмов, в которых люди покупают цветы в киоске на заправке, подумала, насколько лучше не приносить вообще ничего. Она нашла дом и нажала кнопку звонка. Дверь открыл женоподобный парень с африканскими волосами, выкрашенными в блонд.
– Привет. Джейден дома? Я его сестра, Нат.
– Конечно, сестра. Ты похожа на Анджелу Бассетт!
На кухне было обескураживающе много народа. Он, что ли, тут «королева»? Или этот белый парень? Или китаец? Или вот этот, другой?
– Он в душе. Водка или чай?
– Водка. Вы собираетесь уходить?
– Мы только что пришли. Единственная правильная еда сейчас – вот эти бисквитные пирожные.
Когда она в последний раз так напивалась? В компании мужчин, не имевших по отношению к ней никаких намерений, было что-то, толкавшее к крайностям. Она узнавала о своем младшем братишке много такого, о чем и не подозревала. Он был знаменит тем, что пил «Белых русских». Он был влюблен в Натана Богла. Он любил фэнтези. Он мог отжаться на одной руке столько раз, сколько ни один человек в этой комнате.