Ночь была шумная — более шумной ночи мне не доводилось проводить в иглу, и сон наш был неглубок. Час проходил за часом, а лед все ворчал и жаловался, так что мы вовсе бы не удивились, если бы трещина прошла прямо поперек лагеря или даже посередине какого-нибудь иглу. Положение было не из приятных, поэтому все обрадовались, когда настало время снова трогаться в путь.
Утром мы нашли проход через полынью чуть подальше к востоку от лагеря — это были отдельные льдины, сцементированные морозом ночью. Не прошли мы и нескольких сот ярдов, как наткнулись на иглу, в котором ночевал Хенсон. Это не сулило нам быстрого продвижения вперед.
Через шесть часов мы подошли к другому иглу, возведенному Хенсоном, что меня не очень удивило. Я по опыту знал, что вчерашние подвижки льда и вновь образовавшиеся полыньи измотают отряд Хенсона, и основной отряд догонит его. И в самом деле: следующий переход оказался еще короче. Часа через четыре мы застали Хенсона с людьми на стоянке: у них поломались сани и они делали из двух одни.
Поскольку в этот переход мы преодолевали широкий пояс торосистого льда, некоторые сани получили легкие повреждения, и нам всем пришлось остановиться для их осмотра и починки.
После непродолжительного сна я выслал Марвина вперед прокладывать след, дав ему указание сделать два больших перехода, чтобы наверстать упущенное. Марвин вышел в путь рано утром. Немного погодя вслед за ним вышли Бартлетт, Боруп и Хенсон, все с ледорубами, чтобы улучшить проложенную им дорогу. За ними следовали упряжки их отрядов; я, как обычно, шел замыкающим. Марвин обеспечил нам переход не менее чем в 17 миль. След шел сначала по очень торосистому льду, а потом по более крупным и более ровным ледяным полям, между которыми было много молодого льда.
В конце перехода, вечером 19 марта, пока эскимосы строили иглу, я изложил своим помощникам — Бартлетту, Марвину, Борупу и Хенсону мою дальнейшую программу. По окончании следующего перехода (то есть в пяти переходах от того места, где Макмиллан и доктор повернули обратно) я предполагал отослать на материк Борупа с тремя эскимосами, двадцатью собаками и одними санями; таким образом, состав основного отряда сокращался до двенадцати человек, десяти саней и восьмидесяти собак. Еще через пять переходов я предполагал отослать назад Марвина с двумя эскимосами, двадцатью собаками и одними санями, сократив состав основного отряда до девяти человек, семи саней и шестидесяти собак, а еще через пять переходов — Бартлетта с двумя эскимосами, двадцатью собаками и одними санями, сократив состав основного отряда до шести человек, сорока собак и пяти саней.
Я надеялся, что при хорошей погоде, и если лед будет не хуже, чем тот, по которому мы уже прошли, Боруп сможет пройти со мной за 85-ую параллель, Марвин за 86-ую, а Бартлетт за 87-ую. В конце каждого маршрута в пять переходов я буду отсылать обратно самых ненадежных собак, наименее работоспособных эскимосов и поврежденные сани.
Как будет ясно из последующего, эта программа была выполнена без заминки, и каждый отряд прошел со мной даже дальше на север, чем предполагалось. Боруп и его люди оставили на этой стоянке продовольствие, снаряжение и все свои пожитки, чтобы в последний переход не возить лишний раз туда и обратно около 250 фунтов груза, а забрать его на обратном пути.
19 марта было солнечно. Полярный день прочно вступил в свои права, и солнце, кружа по небу, почти половину суток стояло над горизонтом, а вторую половину темноты почти не было — лишь серые сумерки.
Температура в этот день держалась за 50° ниже нуля [134], о чем свидетельствовал замерзший коньяк и облако пара, окутывавшее собак; пузырьки воздуха в спиртовых термометрах не позволяли производить точный отсчет. Пузырьки эти появлялись потому, что разрывался столбик спирта из-за постоянного сотрясения термометра в пути. Их можно было удалить вечером на стоянке, но для этого требовалось время, а поскольку точное определение температур в течение шести или семи недель нашего марша к полюсу и обратно не могло сколько-нибудь серьезно отразиться на успехе всего предприятия, то я и не считал нужным исправлять термометр каждый вечер. Когда я не слишком уставал, я удалял пузырьки.
Марвин, по-прежнему шедший в головном отряде, обеспечил нам переход миль в пятнадцать, а то и больше. След шел вначале по тяжелому слоеному льду, а затем по крупным ледяным полям с более ровной поверхностью. Однако при этом читатель должен учесть: на полярном льду мы называем ровной такую дорогу, которую в любом другом месте сочли бы весьма ухабистой.