Помогали ему два артиллериста — прапорщик и подпоручик с двумя солдатскими Георгиями, пришпиленными к шинели. Со стороны «Канады» пришёл ещё один снаряд, лёг недалеко от «Минина» в лёд, срубил толстый, похожий на огромный сейф надолб и нырнул в забитую снегом глубокую трещину.
Подпоручик с солдатскими Георгиями проворно подхватил из ящика снаряд, передал его прапорщику, тот ловко загнал чушку в ствол орудия.
Подполковник на глаз прикинул расстояние, разделявшее два ледокола, поправил прицел и, подав самому себе команду, дёрнул пушку за кожаный шнур.
Раздался выстрел.
Когда с беззащитно невооружённого «Минина», который можно было взять голыми руками, раздался выстрел, Дубровский даже вспотел от неожиданности — залп этот прозвучал очень уж внезапно, — комиссар выругался и стёр пот со лба. Снаряд пронёсся над мачтами «Канады» и шлёпнулся в чёрную дымящуюся воду, взбил её пенистым шипучим столбом.
— Вот белые сволочи! — выругался Дубровский. — Откуда у них пушка взялась, а? Вот скоты!
Орудие на «Минине» ударило вновь. Белый расчёт стрелял точнее, чем красный, — второй снаряд лёг к «Канаде» ещё ближе, и был он страшнее, чем первый, Дубровский на этот раз присел и закричал на артиллеристов:
— Вы чего телитесь, мазилы? Заряжайте скорее пушку, не телитесь!
Если уж в спокойной обстановке, когда в «Минин» можно было попасть плевком, расчёт не мог взять верный прицел, то в суматохе он тем более мазал. Очередной снаряд ушёл в сторону настолько далеко, что не было видно даже взрыва. Лишь дрогнул лёд да с нескольких надолбов слетели непрочные снежные шапки.
— Мазилы! — отчаянно запричитал Дубровский. — Руки у вас такие кривые, что вы, наверное, даже ложку мимо рта пронести можете. Заряжай орудью снова!
Артиллеристы поспешно зарядили пушку.
— Пли! — истошным командным голосом прокричал Дубровский.
Пушка, словно бы отзываясь на команду, послушно рявкнула, приподнялась над железной палубой «Канады» и со всего маху хлобыстнулась колёсами в металл. Вслед за рявканьем послышался печальный звон.
С «Канады» было видно, как раскалённый снаряд проткнул пространство, оставил в нём тёмную длинную полосу и шлёпнулся на ледяную площадку, скрытую грядой высоких торосов. Взрыва не последовало — снаряд оказался бракованным, не взорвался.
Следующий снаряд также ушёл в сторону.
— Бабы вы, а не пушкари! — прокричал Дубровский, содрал с себя бескозырку — он модничал и ходил в мороз в бескозырке, которая никак не сочеталась с романовским полушубком. — У вас что, руки из зада растут? Пехальщики!
Что такое «пехальщики», артиллеристы не знали, дружно насупились и сказали Дубровскому:
— Знаешь что, комиссар, попробуй сам стрелять из этой дуры! У неё ствол кривой!
— У самих у вас кривые стволы! — проорал в ответ комиссар и скомандовал вновь: — Заряжай!
— Не будем, — угрюмо проговорили артиллеристы.
Дубровский лапнул себя за бок, где висел маузер.
— Заряжай!
Артиллеристы нехотя загнали снаряд в ствол орудия. Вполне возможно, что именно эта разобщённость, несогласованность в действиях красного расчёта сыграла свою роль, и «Минину» удалось уйти; возможно, что сыграло роль и другое: белый расчёт под руководством профессионального артиллериста-подполковника стрелял много точнее красных.
Вскоре с «Минина» принёсся снаряд, срубил на «Канаде» кусок мачты, вдребезги разнёс на баке железный сундук с боцманским имуществом, ровно топором срезал поручень, скрутив его в гигантский бублик, и, проломив палубу, взорвался внутри.
— Ай-ай-ай-ай! — вновь запричитал Дубровский. — Откуда у этих гадов взялось орудие? На «Минине» же не было орудия!
Из пролома в палубе повалил чёрный маслянистый дым.
— Откуда у них взялось орудие? — продолжал горестно вопрошать Дубровский.
Второй комиссар, Николаев, предпочитал действовать — с двумя вёдрами воды, взятыми на камбузе, он кинулся к пролому, с лёту опрокинул прямо в дым одно ведро, потом — второе.
Маленький шустрый матросик, смахивающий на смышлёного проворного черта, вытаял откуда-то из-под палубы, притащил брандспойт, крепко держа в руках латунный наконечник, похожий на большую спринцовку, направил струю воды прямо в пролом, разнёс чёрный дым в клочья.
— Что-нибудь горючее там есть, не знаешь? — прокричал матросику Дубровский. — Не взорвётся?
— Не взорвётся, — весело проорал тот в ответ. — Если только ветошь машинной команды.
Через несколько минут пожар был потушен. Дубровский с сожалением посмотрел на растворяющийся в серой мути силуэт «Минина» и почесал пальцами затылок: с одной стороны, упускать беляков не хотелось, а с другой — если они снова засадят снаряд в «Канаду»? Так ведь и потопить могут.
Такой исход не устраивал Дубровского — а он был старшим среди трёх представителей революционной власти, — и комиссар махнул рукой разрешающе:
— Ладно, нехай плывут, куда хотят, гады белые! Дальше Мурманска всё равно не уплывут.
Комиссар был прав — конечной точкой движения «Минина» был намечен Мурманск, а не заграничный порт, поправку эту внесли прямо в море.