Северный крест

Попытка вымыть сапоги не удалась. Пришлось их засовывать в мешок грязными.

Караван из двух мониторов и одной боевой миноноски продолжал двигаться по Онеге дальше.

* * *

При упоминании фамилии Скоморохова у Миллера начинали невольно ныть зубы. Стремительный, как колобок, удравший из дома и теперь опасающийся преследования деда с бабкой, Скоморохов появлялся то в одном месте, то в другом — то у рабочих в депо, то в порту у грузчиков, то в Соломбале у рыбаков, и везде вещал — он очень хорошо вещал, этот левый эсер — заслушаться можно было.

Направленность его речей была антимиллеровская — Скоморохов предлагал сместить северного губернатора, превратить его в навоз.

К Миллеру попросился на приём начальник контрразведки — зная, что генерал его службу не любит, полковник, возглавлявший отдел, появлялся в кабинете Миллера крайне редко.

   — Давайте мы уберём этого крикуна, — предложил он Миллеру, — одно движение, всего одно — и кукарекать Скоморохов будет совсем в другом месте.

Брови на лице генерала взлетели вверх.

   — Насилие? — спросил он резким, каким-то петушиным голосом. — Нет, нет и ещё раз нет! Этого допускать нельзя. Никакого насилия! На этого крикуна неплохо бы напустить своего петуха, типа мурманского Юрьева, и тогда всё будет в порядке.

   — Юрьев на это не пойдёт, — заметил начальник контрразведки. — Не понимаю только, зачем его оберегают англичане. Берегут, будто он племянник королевы.

   — А я и не сказал, что это должен быть Юрьев. Я сказал — типа Юрьева... Какой-нибудь крикун, похожий на попугая.

   — Если Скоморохова не изолировать — вам придётся включать его в состав правительства, — предупредил начальник контрразведки.

Общество в Архангельске неожиданно разбилось на три части: правые — это так называемое оборонческое крыло, сторонники создания могучей северной республики, ничего общего не имеющей с Россией; центр — это обычное колеблющееся болото, ни нашим, ни вашим, с одной лишь программой — уцелеть бы самим; и левая часть, готовая сложить знамёна и сдаться — пораженцы, менее всего привечаемые Миллером. Скоморохов прыгал по всем трём островам, как кулик по трясине, даже лапы себе не замачивая — передвигался, будто посуху.

   — Да, — согласился с начальником контрразведки Миллер, — придётся включить Скоморохова в состав правительства и тем самым сделать своим.

   — Он не пойдёт на сближение, — отрицательно качнул головой начальник контрразведки. — Мы этого деятеля изучили очень хорошо.

   — Вот когда не пойдёт на сотрудничество, сударь, тогда и будем принимать решение.

Начальник контрразведки наклонил голову с ровным, будто по натянутой нитке отбитом пробором, подхватил папку и удалился из кабинета с сухой миной на лице: ему не нравилась мягкотелость Миллера.

Серьёзная обстановка сложилась в Мурманске. И не только из-за разнузданности председателя местного совдепа, даже летом не снимавшего с рук перчаток — чтобы удобнее было бить в морду и не сдирать кожу с мослаков. На всех мурманских углах, на всех митингах Юрьев обзывал Ленина и Троцкого предателями и немецкими наймитами, не стесняясь, ругал их матом, иногда подбирал рифму и глушил их на митингах матерными стихами, что вызывало неизменные аплодисменты; на всех кораблях создал судовые комитеты, которые правили бал, дружно ругали Миллера и мочились в фикусы, стоявшие в офицерских кают-компаниях.

Капитан первого ранга Чаплин[18], командовавший флотилией в Архангельске, допустил ошибку, отправив в Мурманск половину флотилии, — надеялся силой исправить ситуацию, но из благой затеи этой вышел пшик: белые корабли, приписанные к Архангельску, сами перелицевались в красных, избрали судовые комитеты и теперь также на все лады ругали Миллера.

То же самое произошло и с непослушными солдатами с Иоканги, отказавшимися подчиняться своим офицерам, — их отправили на Мурманский фронт, в результате красные получили надёжных сторонников.

Чаплин, желая исправить ошибку и замолить свои грехи перед Миллером, повёл наступление по Двине. Небольшая команда двигалась сейчас и по Онеге.

Онежские всегда держались особняком, диктовали свои правила — не подчинялись ни англичанам, ни Миллеру, ни красным, сражались яростно, до последнего патрона, если не хватало патронов, дрались кулаками и зубами, отстаивая свои дома, землю свою и разом стихали, едва незваные гости покидали их край — на чужой земле драться они не желали и вообще делали вид, что все драки и драчки, войны и прочее битие носов, происходящее в северном краю, к ним не имеет никакого отношения.

Справится ли малочисленная экспедиция с онежскими упрямцами, Миллер не был уверен.

* * *

Через несколько дней Миллер перетасовал своё правительство. В его состав включил и энергичного крикуна... Скоморохова.