Он был приятен, но все же казался свойственником козла.
Хотя и был знатен.
Каждый вечер после жары он приходил с той поры.
Далекие снеговые конусы сгорели аметистовым огнем. Лебеди пролетали над северными полями.
Туманным вечером они сидели на вершине башни. Над ними мигала спокойная полярная звезда.
У него были серые одежды. На них были нашиты серебристо-белые цветы лилии. У нее на груди сверкал голубой крест.
Над ним она склонялась, как нежная сестра, как милый, вечерний друг.
Указывала на созвездие Медведиц. Улыбалась тающей улыбкой, чуть-чуть грустной.
Напевала бирюзовые сказки.
И молодой рыцарь забывал припадки ада. Любовался налетавшим облачком и вечерней сестрой.
Бледным утром возвращался с вершины башни, успокоенный в грусти своей.
Пропели молитву. Сосны, обвиваемые сном, шумели о высших целях.
В сосновых чащах была жуткая дремота. У ручья, на лесной одинокой поляне росли голубые цветы.
Козлоподобный пастух Павлуша сторожил лесное стадо.
Он выслушал длинными ушами призыв к бриллиантовым звездам. Надменно фыркнул и забренчал на струне песню негодяев,
Не мог заглушить голоса правды Павлуша и погнал свое стадо в дебри козлованья.
Сосны, обвеваемые сном, шумели о высших целях.
Где-то пропели молитву.
Они говорили: «Где твое царство – ты, неведомая королевна?» – «У меня было царство земное, а теперь я не знаю, где оно… Мое царство – утро воскресения и сапфировые небеса. Это царство сапфировых грез не отымется у меня».
«Где венец твой – ты, неведомая королевна?» – «У меня нет никакого венца. Есть один венец – это венец небесный, и он доступен каждому».
«Где твоя пламенная мантия – ты, неведомая королевна?» – «У меня нет пламенной мантии. И без мантии Господь видит пламень сердца моего…»
«Он сверкает в ночи красным яхонтом…»
Молодой рыцарь грустил и оскорблялся непонятным величием королевны. Тайные сомнения волновали его душу.
На черном небосклоне вставал одинокий, кровавый серп.
В рыцарском замке жил горбатый дворецкий. Днем и ночью его стучащая поступь раздавалась в каменных коридорах.
Ухмылялся в потемках старым стриженым лицом.
У него за спиной шептали, что вместе с черным покойником он творил богомерзкие ужасы. Что и теперь не оставил старых замашек.
Не раз его видели темной, осеннею ночью, как он, как паук, заглядывал к молодому рыцарю. Рассыпал зеленые порошки. Приводил из лесу знатоков козлованья. Не раз к молодому рыцарю заглядывали козлы.
Таков был старый дворецкий.
Молодой рыцарь склонялся у Распятия, озаренного лампадой, вспоминая юную сестру. Красный лампадный свет ложился на серые стены. Была в том сила молитвы.
Побежденный мрак рвался из углов, отступал в неопределенное. И хотелось обнять весь мир, за всех в мире помолиться.
В узкое окно просилась ночь молитв со спокойной, полярной звездою.
Но… где-то за стеной… раздавалась стучащая поступь гнусного старика. Улетали чистые молитвы. В темных коридорах старый горбун припадал к замочной скважине.
Воровским взглядом следил за сомнениями молодого рыцаря. Приглашал мыслью своей совершить обряды тайных ужасов. Нашептывал бредовые слова.
И потом… продолжал свою одинокую прогулку, освещая огнем потайного фонарика черное пространство. Ухмылялся в потемках желтым, стриженым лицом.
Таков был старый дворецкий.
Замирали глухие шаги на каменных плитах, а уже рыцарь, пропитанный ядовитым бредом, хохотал, измышляя ужас королевне, сестре своей.
В замочную скважину текла едкая струйка шарового ужаса и ужасных козлований, пущенная богомерзким дворецким.
Молодой рыцарь был единственный брат королевны. Она любила его от чистого сердца.
Но он уже редко приходил на вершину. Хмурый, задумчивый, что-то таил от нее… Не было легкой дружбы. Была трудная игра.
Едва она заговаривала о Вечности, как вдоль лба у рыцаря ложились морщины и он говорил: «Молчи, я не так тебя люблю».
Когда она спрашивала: «Как же ты любишь меня?» – он уходил от нее, стиснув зубы.
Стояли июльские ночи. Кругом безмолвно разрывались гранаты и бомбы. Наполняли мрак мгновенной белизной…
Это были зарницы.
В ту пору стоял жар. Надвигались дни лесных безумств… Много ночей по небесам ходили сине-белые громады. Громоздили громаду на громаду. Выводили узоры. Строили дворцы.
Кузнец Антон работал мехами и раздувал огонь в сине-белых твердынях, и небо было в объятиях антонова огня…
Шел бредовый бой и грозовые столкновения.
Королевна, бледная и страдающая, молилась за друга, с которым начались странности. Небо сверкало и освещало лесную дорогу, откуда приходил друг.
На знакомом пути ковылял незнакомый хромец.
В эту ночь молодой рыцарь сидел запершись с горбатым дворецким. Он говорил жгучие слова и размахивал руками.
Дворецкий молчал, устремляя на безумца воровские очи.
Еще вчера к горбуну приходил незнакомец, окутанный черным плащом и с куриными лапами вместо ног. А уж сегодня они тут сидели, облокотившись локтями о стол, наклонив друг к другу свои бледные лица, говорили об ужасах и строили замки.
Потом коренастый дворецкий оседлал коня и поскакал в чащу, извещать кого-то об удаче. Раздался звук сигнальной трубы. Опустился подъемный мост.