Северная Аврора

Фролов задумался. У него в отряде вовсе не было артиллеристов. Молодой офицер как будто подходил по всем статьям, но аккуратный прямой пробор, английская книга… Впрочем, на то он и комиссар, чтобы в случае чего…

– Черт с ним! Беру! – Он решительно хлопнул ладонью по столу: – А дальше посмотрим.

4

Драницын был искренне рад перемене в своей жизни. Прежде всего он избавлялся, наконец, от этого самовлюбленного «штафирки», как он называл Семенковского. Но еще радостнее для него было возвращение к старому, привычному делу.

Драницын думал об этом, шагая по Невскому проспекту вместе с Фроловым и Андреем. Фролов также шел молча и только изредка, словно невзначай, посматривал на своего военспеца, который был выше его на целую голову.

– Странный человек ваш бывший начальник, – усмехнувшись, сказал Фролов Драницыну. – Как же он мог так быстро вас отпустить? Ведь все дела в ваших руках…

– Во-первых, я только дежурный адъютант, – ответил Драницын. – А во-вторых, Семенковский усвоил себе такую манеру. Раз, два – и готово. Ему кажется, что это-стиль истинного военного.

На Аничковом мосту, возле вздыбленных бронзовых коней, которых удерживают нагие стройные юноши, комиссар остановился.

– Сегодня ночью мы выступаем, – сказал он Драницыну. – Вот вам первая боевая задача. Я вернусь через три часа. К этому времени все должно быть готово.

– Слушаюсь! – ответил Драницын.

Фролов простился со своими спутниками и пешком (тогда все в городе ходили пешком) направился к Смольному.

Некоторое время Драницын и Андрей шли молча.

– Что за человек комиссар? – наконец спросил Драницын. – Кажется, не из разговорчивых.

– Право, не знаю, – ответил Андрей. – Я ведь сам только второй день в отряде. Насколько я могу судить, довольно замкнутый человек. Но в общем и целом как будто симпатичный…

– В общем и целом? – Драницын засмеялся. – Да… Другие люди пришли, – задумчиво проговорил он. – Мне сначала казалось, что все большевики одинаковые, и только теперь я начинаю понимать, до чего они разные. Вы, конечно, непартийный?

– Нет, – ответил Андрей.

– Я так и думал. Но, очевидно, сочувствуете большевикам, раз пошли к ним в армию?

– Да, во многом сочувствую. Во всяком случае, большевики мне гораздо ближе, чем Керенский. Керенщину я просто презираю. Я уже не говорю о царизме…

Драницын вскинул глаза на Андрея и сейчас же опустил их. Он остановился, свернул папиросу и протянул Андрею жестянку с табаком.

– Что же вы меня не спросите: почему я в большевистской армии? Ведь вы думаете сейчас об этом?

– Думаю, – смущенно признался Андрей.

– Только что я исповедывался, – не замечая его смущения, продолжал Драницын. – Комиссар ваш допрашивал меня: «како верую». Боятся нашего брата, офицера. – Он покачал головой. – Но и офицеры бывают разные.

Снова наступило молчание.

– А чем я лучше пролетария? – вдруг сказал Драницын. – Также гол, как сокол. Вся моя собственность – только шпага! Я сказал об этом комиссару, но до него, по всей вероятности, не дошло. Вряд ли он понял меня.

– Не думаю, – возразил Андрей. – Он, по-моему, человек сообразительный.

Драницын пожал плечами.

5

В середине ночи отряд был поднят.

Когда Фролов вернулся из Смольного, повозки с имуществом уже стояли на набережной Фонтанки. Комиссар принял от Драницына первый рапорт.

– Замучились, товарищ комиссар? – по-домашнему спросил Драницын, закончив официальную часть разговора.

– Пустяки, – холодно ответил Фролов. Он понял, что военспец хочет держаться с ним запросто. «Не торопись, братец. Сначала покажи, на что ты способен», – подумал он.

Отряд в полтораста человек, одетых по-разному, но снабженных винтовками и пулеметами, промаршировал по городу. Выйдя на грязную Полтавскую улицу, люди столпились у ворот товарной станции. Несколько спекулянтов, опасаясь облавы, дожидались именно здесь, а не у вокзала приезда мешочников с продуктами, мешочники пробирались в город как бы с «черного хода».

Цены стояли неимоверные.

Бойцы расселись на ступеньках подъезда здания товарной конторы. Некоторые прилегли на земле у забора, за которым находились пакгаузы. Одни подремывали, другие балагурили. Тут же пристроились и пулеметчики с тупорылыми пулеметами системы Лебедева или Максима.

Фролов – с карабином за плечом, в потертой солдатской шинели, в черной морской фуражке с белым кантом – по внешнему виду ничем не отличался от своих подчиненных.

Один из спекулянтов – бородатый мужичонка с бегающими по сторонам глазками – подошел к бойцам.

– Опять на фронт, служивые? – ухмыляясь, спросил он Фролова. – Что и говорить, «мир да мир»… А теперь снова кровь проливать. Вот оно, вранье комиссарское.

Глаза Фролова сузились от гнева; мужичонка попятился и побежал к воротам.

– Ах ты гидра!.. Контрик! – заговорили бойцы. – Кто производит голод? Они, товарищ комиссар, такие элементы.

Несколько человек кинулись вслед бежавшему. Спекулянт был пойман. Комиссар приказал отправить его в комендатуру.

– Пришить его на месте, мародера, – сказал чей-то спокойный голос. – Всего и делов! Чтоб не распространялся!