- Особое у меня дело, Игнатьич! Видишь ли... - тихо, будто по секрету, сказал он. - Я ведь, как ладья, всю жизнь скитался. Служил в пароходстве, на лесных работах был, баржи водил по Двине. Какие песни пел! Каким пахарем был!.. Охотником!.. Люди завидовали. В отрочестве у меня дишкант был звонкий. Три года прожил в Вологде в архиерейском хоре. Образования достиг. Как я соло пел: "Приидите, ублажим..." Или тоже: "Днесь неприкосновенный существом". Купцы рыдали! А уж про женское сословие и говорить не приходится. Особенно, когда драгуном в Гатчине служил. Многие от меня плакали. Все в моей жизни было. Чего мне скучать? Я не поп, у которого только и красы, что волосья. Нет, я прямо скажу тебе, Павел Игнатьич: женок менял, не любил в своей постели ночевать... И занятия свои менял. Все кругом менял. Всю жизнь меня кидал характер! А что нажил? - сказал он теперь уже громко и помолчал, точно ожидая ответа. - Что я нажил? С чем приду в грядущее? Стыдно! Помирать? Стыдно, прямо скажу. А вон уж она, проклятая, с косой! - Тихон оглянулся, как будто за его спиной действительно стояла смерть. - Не сумел толком жить, так помереть надобно не зря. Что я сделал людям доброго? Ничего... Для себя маялся. Скучно. Приехали вы, разбередили меня, мою душеньку. Я уж думал, кончилось мое беспокойство. Ан, нет... Опять манит. Манит и манит. Возьми меня в отряд Христа ради... - закончил он неожиданно.
- Ты что? Неужели вправду решил? - спросил его Фролов.
- Вправду, Игнатьич! Слыхал я от бойцов, что вы на Двину будто перекидываетесь. Это верно?
- Верно.
- Возьми. Даром есть хлеб не стану.
- Ну, а как же твое хозяйство?
- Что хозяйство? Безделица века сего... Любка похозяйствует. Не такое имели, да брасывали... Не с хозяйством уходить перед очи всевышнего.
- Да ведь с нами в рай не попадешь! Мы безбожники, ты это учитываешь? пошутил комиссар.
- А я, душа, тоже безбожник! - сказал старик и засмеялся, прикрывая рот ладонью. - Эх, Игнатьич, молвить правду: закаленный я грешник. Придется мне на том свете с чертями пожить. Да уж ладно! Чем они хуже нас?
- Значит, у тебя вчера была отвальная? . Старик улыбнулся.
- Прости бедокура. Накатило чего-то... Он снова сделался серьезным.
- Ну, а что касается того, поведение мое видел... Пригожусь! Я вчера в газете читал: "Унтер, стой! Не время пахать!" А ведь я когда-то унтером был. Ну, сердце так и екнуло. И кузнечить могу. Слыхал я, мастеровых набираете?
- Набираю... Ты с Любкой-то по этому делу говорил? Она знает?
- Знает, - старик усмехнулся. - Ей, бесовке, все ведомо.
- Ладно, - сказал Фролов. - Кузнеца мне как раз не хватает. Поедем.
- От и ладно! - обрадовался старик. - Теперь выпить хорошо бы... Да шучу я, Игнатьич, какая там бражка!.. - старик замахал руками. - Будет уж, потешили лукавого. Ты вот что пойми: Николка мой все счастья искал и нынче, пожалуй, с вами водился бы. Пускай будет так: я заместо него послужу.
Тихон выпрямился. Глаза его смотрели вдаль, за окна избы.
"Марат" стоял на левом берегу Вологды ниже пристани. Здесь пароходы по старинке ремонтировались на плаву, возле берега, застроенного сараями, мастерскими и заваленного грудами железного лома. К "Марату" то и дело приставали лодки. По сходням с берега на пароход поднимались сотрудники штаба, инженеры, рабочие. Ремонт шел непрерывно, круглые сутки. С прочисткой котлов справились гораздо раньше, чем предполагали. "Марат" был готов к погрузке и отплытию. Валерию Сергунько в Ческую Фролов отправил телеграмму.
Настроение у всех было отличное. Тем более поразился Андрей Латкин, когда, войдя в каюту комиссара, увидел, что Фролов сидит с пожелтевшим лицом и угрюмо курит одну папиросу за другой.
За последние дни Андрей привык видеть Фролова особенно бодрым и веселым. Что же произошло сейчас?
- Вы не заболели? - с тревогой спросил Андрей.
- Я здоров.
- Идемте обедать, я за вами.
- Не могу... - Фролов посмотрел на часы. - Да, по правде говоря, и не хочется. Семенковский зачем-то опять вызывает.
Комиссар встал.
- Не люблю этих срочных вызовов. Ума не приложу, зачем я понадобился...
Он надел шинель и вышел из каюты.
Только что приходивший на "Марат" начальник оперативного отдела штаба рассказал комиссару о том, что события на Двине складываются все более неблагоприятно.
Он сообщил, что Фролову поручается довести до Павлина Виноградова караван из барж и судов, часть которых предназначена для затопления речного фарватера в узких проходах Двины среди островов. Штаб опасался, что Павлин Виноградов не сможет сдержать противника и что неприятельские отряды подойдут к последнему рубежу, к селению Красноборск. В этом районе по рекам Любле, Евде и Уфтюге были уже приготовлены оборонительные позиции. Красноборская линия находилась в 50 верстах от Котласа.
На днях к Виноградову прибыли два отряда, состоявшие из московских рабочих и балтийских моряков. Вначале бои протекали успешно. Павлин опять приблизился к Березнику. Но его атаковала подошедшая из Архангельска английская военная флотилия.