Северянин

Изготовив импровизированное копье, Агнар засел в зарослях – не потому, что собирался выжидать появления зверья именно здесь, а потому, что нужно было сообразить, где и как искать жертву. Есть хотелось неимоверно и, хотя в животе ныло довольно глухо, желание вонзить зубы в кусок мяса постепенно становилось невыносимым.

А потом с ним что-то случилось. В голове вдруг прояснилось, муки голода отступили и стали призрачными, будто бы относящимися не к нему, а к какому-то другому существу, связанному с ним духовно. Он совершенно не испугался того, что сознание его вдруг воспарило над землей, и того, что он стал чувствовать и видеть живых существ – неясные красноватые тени – сквозь стволы, папоротники и целую сеть серых, едва мерцающих полос, оплетающих воздух. Наряду с этим он видел окружающий мир так же, как прежде, обычным зрением.

Он инстинктивно понял, что здесь все дело в какой-то магии, но откуда она взялась, не смог бы догадаться, если б даже захотел. Впрочем, викинг привык, что чародейства в этом мире много, и взяться оно может откуда угодно. В том, что происходило с ним, он не чувствовал ни малейшей угрозы – может, именно это убедило его не пытаться сразу выбраться из необычного состояния. Он с любопытством осмотрелся и обнаружил, что буквально на расстоянии выпущенной стрелы от того места, где он сидел, действительно лакомится какими-то корешками, а может, и прошлогодними желудями то ли молодой кабанчик, то ли подросший поросенок.

В голове мелькнула дикая мысль – а вдруг кабанчику что-нибудь понадобится здесь, рядом с кустиком, за которым устроился охотник? Агнар чувствовал странную слабость, и, может быть, поэтому двигаться с места не хотелось совершенно. «Если удалось увидеть, может, удастся и приманить?» – подумал он с замиранием сердца. Продолжая смотреть этим странным зрением, он заметил, что кабанчик оторвался от лакомых корешков и, поколебавшись, бросился бежать в нужную сторону.

Не сразу, далеко не сразу он почувствовал тонкую незримую ниточку, связавшую его с выбранным зверем, а когда почувствовал – первый раз испугался по-настоящему. В тот же миг эфирная ниточка порвалась, необычное пронизывающее зрение пропало, и скандинав, немного ошеломленный, поднялся и наставил копье на выскочившего из-за дерева кабанчика.

Тот оказался совсем молодым – просто диво, что пасся в одиночестве, с маленькими клыками и уже наливающимся загривком – сразу видно, что местным кабанам было где жировать. Неопытный, он, взъярившись на человека, внезапно выросшего на пути, бросился на него сразу, без оглядки – так частенько поступали и человеческие подростки, встретившись с чем-то неприятным. Викинг ждал, наставив жердь, а в самый последний момент сделал шаг в сторону, ударил немного сбоку, у лопатки, налег всем телом.

Кабанчик, испуганный и разозленный пуще прежнего, по инерции пронесся мимо. Несмотря на всю свою толщину и крепость, жердина хрупнула, будто лучинка, Агнар потерял равновесие и покатился по земле. Он тут же вскочил на ноги, отлично зная, что оказаться под копытами кабана – верная смерть. Пригнулся, сжимая нож, который выдернул из ножен еще в падении, и двинулся навстречу зверю. Тот, обезумевший от боли и злобы, как и все его собратья, и не подумал бежать. Спотыкаясь и изрядно кособочась, он заложил неровную дугу и снова кинулся на человека.

Викинг и на этот раз ловко ушел с его дороги, упал сверху, воткнул нож в толстый кабаний загривок. Конечно, у этого подростка шкура оказалась не такой крепкой, как у старого заматеревшего вепря, но тоже вполне толстая. Вцепившись правой рукой в щетину и складку, молодой мастер перехватил нож левой рукой, выдернул и еще раз вонзил, а потом снова, и напоследок, извернувшись, ударил над ухом, в одно из немногих по-настоящему уязвимых мест.

Издыхая, кабанчик протащил его еще несколько шагов и только тогда со стоном, похожим на вздох облегчения, ткнулся пятачком в напитанный влагой мох. Агнар с трудом поднялся на ноги, встряхнул мокрыми от крови ладонями и с сожалением посмотрел на штаны, разорванные то ли о корень, то ли о ветку, то ли обо что-то еще. Мысль о том, что с собой в путь следовало взять иголку, впервые пришла ему в голову.

– Ну, и зачем было тащить меня по земле? – с укором спросил кабана викинг и обтер руки о траву. – Что за месть моим штанам?

Вепрь молчал – его больше не интересовали ни вражеские штаны, ни даже сочные спелые желуди.

Выдернув из-за уха зверя кокетливо торчащий оттуда нож, скандинав с усилием перевернул тушу и принялся свежевать. Печень и сердце он выудил из требухи и отложил отдельно, потом умело ободрал кабана и отрезал все, что счел ненужным или недостаточно хорошим, чтоб возиться, – слишком жилистые куски, ножки с копытцами, хвост. Остальное завернул обратно в шкуру и выпрямился, соображая. Больше всего ему сейчас нужна была вода – с руками, по локоть измазанными в крови и жире, не слишком-то приятно ходить.