Север – Юг

— Третьего дня, под вечер, когда пало множество горьких, полных отчаяния слов, в круг мудрецов и племенных старейшин вступил молодой воитель. Нынче все роды утверждают, что происходил он от их крови, но на самом деле так и неизвестно, кому он был родич. Сказал, что не Сетрен уничтожает и рушит горы, но бык, который не может уяснить размеров своей новой мощи. Дух зверя мог согласиться на объятие и уступить место душе бога, но разум его, разум дикого зверя, умеющего лишь есть, пить, сражаться с конкурентами за самок, не может уразуметь, что происходит. Он видит теперь мир по-другому, чувствами Бессмертного, и это ввергает его в ярость. А Сетрен почему-то не может освободиться. Так открыт был второй из Законов Объятия: бог может войти в чье-то тело, но не сумеет покинуть его, если разум и душа владельца не согласны на это. А бык не только не мог выразить такое согласие, но и вообще не в силах был уразуметь, что вокруг него происходит. «Приуготовили мы недолжный сосуд», — сказал молодой воитель и вышел, оставив удивленных старейшин. Взял плащ — незнамо какого цвета, — солдат взглянул на Навера, — топор и отправился навстречу чудовищу. Ему не пришлось искать: бык, словно ведомый голосом предназначения, отыскал его, едва юноша успел покинуть старейшин. Они встали друг напротив друга, человек и чудовище, первый из героев и ополоумевший бог, первый из авендери и тот, кто должен был его объять. Рассказывают, что бык так распух от переполнявшей его силы, что вырос еще на фут, а рога его обрели оттенок глубокого багрянца и сделались полупрозрачными, будто вырезанными из хрусталя. Глаза его были черны, как и шерсть, ноги же казались стволами деревьев. Юноша взглянул на быка, поклонился ему и сказал: «Господин, сосуд не может быть менее ценен, чем то, что его наполняет, а размер и сила не имеют значения для души. Я стану твоим сосудом». И вроде бы на старом языке «быть сосудом» произносилось ав’деери. Отсюда, собственно, по миру и разнеслось это название для тех, кого обнимали боги. Бык лишь зарычал и бросился в атаку, но воин отскочил в сторону и ударил его топором в лоб. Наши мудрецы говорят, что Сетрен изъял свою силу из тела зверя, отобрал у него атрибуты божьего сосуда, и топор расщепил голову чудовища надвое. И в миг, когда сердце быка перестало биться, дух Сетрена покинул тело зверя и объял тело новое. Это объятие было коротким, продолжалось едва несколько часов, поскольку человек, даже если наполняет его крепкий и храбрый дух, не в состоянии вместить всей силы бога. Выгорает он изнутри, словно льняная тряпочка, обернутая вокруг раскаленного добела камня. Так узнали третий из Законов Объятия: бог не может сойти в одного человека надолго, поскольку дух его слишком силен. Бог, который желает ходить меж людей, требует много сосудов. И чем он сильнее — тем больше. Говорят, во времена войн Богов Сетрен ходил меж людьми в облике восьми, а порой и десяти авендери. Однако из-за этого его разделенная мощь слабела, ведь хоть отдельный авендери и получал силу ста величайших магов тех времен, но не оставался непобедим. А если погибал, когда вблизи не было никого, готового принять объятие, то и сам бог получал огромный ущерб. Так говорят наши мудрецы в Бергене… — тихо закончил десятник.

Опорожнил кубок единым глотком и с лязгом поставил его на стол. Некоторое время все молчали.

— Прекрасная история. — Графиня жемчужно рассмеялась и захлопала. — Прекрасная, мудрая и такая правдивая. Я полагаю, здешняя версия несколько отличается от той, из Бергена?

Обратилась она прямо к жрецу. Йавен Одеренн кашлянул, устраиваясь в кресле, и миг-другой выглядел так, словно желал проигнорировать графиню. Тахг потянулся к блюду с птицами и положил себе новую порцию.

— Вот и мне интересно, — проворчал он. — Сколько себя помню, жрецы всегда спорили о подробностях: пал ли бык от одного удара или от трех, был ли он восьми футов в холке или восьми с половиной, были ли рога красными как свежая кровь или же — как кровь наполовину свернувшаяся, и всякие такие глупости. Какова официальная позиция культа?

— Один удар, но после него тело быка исчезло, а на его месте появился прекрасный юноша, Сетрен собственной персоной. Это был первый и единственный раз, когда Бессмертный явил людям свое непосредственное присутствие. Награда за отвагу и веру избранного, святого воителя. Воин этот был потом живьем вознесен во владения Сетрена, чтобы вовеки сидеть подле него.

Аэрисс саркастически хмыкнул:

— Хм, то есть вы соблазняете тех молодых глупцов, которые татуируют себе рогатый топор на теле, тем, что и всегда, — жизнью подле бога. Бессмертием и вечным счастьем. Меня поражает: отчего все эти святые мужи, мутящие молокососам головы, сами не отправляются вслед за ними? Или, сказать вернее, отчего не идут во главе их, а?

Навер покраснел:

— Дядя!