Ох, это пробуждение было словно ледяная сосулька, воткнувшаяся в грудь.
Грусть.
— Почему здесь? Почему не исследуете руин села?
— Мы исследовали. Там немного осталось, даже деревья в садах выкорчеваны и сожжены. Колодцы засыпаны, водоотводные канавы — тоже. Каждая изба, конюшня, сарай сровнены с землею, а фундаменты распаханы. Кто-то постарался, чтобы от села исчез даже след. Через пять, самое большее десять лет все там покроет лес, и даже память о Глеввен-Он исчезнет. Мы привели туда и ясновидящих. Двое обезумели, один убил себя. Жрец Великой Матери, которого мы попросили благословить то место, ослеп. Моим людям там снились кошмары, после которых они боялись засыпать. Аспектированная Сила там настолько искривлена, что лишь величайшие мастера рискуют открывать в том месте разум, чтобы наложить чары. — Вельгерис наклонился, наполнил кубок и лязгнул приборами, переставив несколько тарелок. Без колебания положил себе еще одну порцию каши и принялся есть, не прерывая разговора: — Это не было обычное нападение банды наемников. Пусть бы даже в рядах нападавших оказалось несколько архимагов, не сумели бы они сделать с селом такое. Оно не разрушено — оно было изменено. Ни в одном царстве известного нам мира я даже с легендами о подобной Силе не встречался. Если не считать богов, ясное дело.
Гентрелл широко усмехнулся, на этот раз даже не пытаясь натянуть маску полного идиота. Усмешка эта была злобной, умной и для него — искренней.
— Если некий бог решился снова сойти к смертным, отчего тогда весь мир не трясется в корчах?
— Потому что боги, вероятно, все еще помнят, что они могут здесь и умереть. Ходить по миру в теле, что может быть уничтожено, — это выйти прямиком на дорогу, ведущую к Дому Сна. Кроме того, если верить легендам, боги, кроме самых незначительных, Сила которых могла помещаться в единственном теле, всегда появлялись во многих местах одновременно, как авендери.
— Если там что-то вообще появлялось.
— Разумеется. Боевые маги дезертировали, а солдаты поубивали себя сами, от скуки. Известно ведь — ничто так не утомляет, как пограничная служба.
Эккенхард наблюдал, как оба шпиона обменялись усмешками. Теперь уже речь шла не о сохранении тайны — но лишь о том, чтобы обменять ее на что-то равнозначно ценное. Кроме того, Гончая был гостем и, если не намеревался штурмовать замок, не станет оглашать слишком неприемлемые условия. Один знак Гентрел-ла — и тот мог оказаться за воротами.
Вот только это означало бы открытую войну между разведками.
Он кашлянул. Оба одновременно взглянули на него, и он почувствовал, как этими взглядами они пришпиливают его к спинке стула. Напряжение в комнате было сильнее, чем он мог себе представить.
— Какие сны были у ваших людей? — Спросив, он поднял кубок ко рту и промочил горло. Уж слишком оно пересохло под их-то взорами.