Вот это он как раз прекрасно понимал. Останавливало его лишь одно.
— Кто-то будет биться вместо него? Вместо барона? Он сам не выступает в защиту собственной дочки?
— Нет. Обвини он в попытке соблазнения меня — ему пришлось бы сражаться самому. У меня есть дворянский титул, потому у него не было бы другого выхода. Он же поступил очень хитро и теперь может выставить на бой собственного охранника; если выиграет, договор будет его.
— Почему?
— Полковник Гасевр не купит седел для своих кавалеристов у того, кто проиграл поединок чести. Это не впервые, когда рец-Ванкеель хочет получить контракт для армии таким вот образом.
— А тот его охранник? Хорошо сражается?
— Саворех — мясник. Бывший офицер полка Небесные Головы, кавалерист, которого выбросили из армии, потому что он слишком любит убивать. Якобы он ответственен за резню ряда кочевых племен, а случилось это несколько лет назад во время обычной пограничной заварухи. Четыре стойбища: мужчины, женщины, дети. Нам пришлось заплатить золотом за каждого убитого, чтобы племена не объявили большую войну. Торговля с кочевниками приносит десять миллионов императорских оргов ежегодного дохода. Война стоила бы пять миллионов ежемесячно. Любящий кровь глупец — проклятие для любой империи.
Йатех пожал плечами:
— Это проклятие для любого племени. Я спрашивал, хорошо ли он управляется с мечом.
— Он сражается вомерской длинной саблей, знаешь это оружие?
— Видел его в бою. Хорошая сабля, но лучше для всадника, чем для пешего.
— Ему — без разницы. Если Саворех не возьмет второй клинок, тебе также придется сражаться одним мечом. Таковы условия поединка.
— Понимаю. Как он выглядит?
— Темные волосы, голубые глаза…
— Я имел в виду рост и вес, госпожа Элланда. Я не хочу его сватать — только убить.
Супруга купца чуть покраснела. Муж послал ей ироничную усмешку.
— Женщины, — проворчал он. — Он на полголовы выше тебя, массивный и широкий в плечах. Эхрен-рец-Ванкеель хвастается им при любом случае, тот сопровождает его даже в уборную. Я видел два его поединка. Он быстр, силен и, несмотря на свой вес, движется словно кот. Противников предпочитает калечить. Это тоже важно, Йатех. Ты не должен его убивать.
— Не понимаю.
Аэрин вздохнул, явно обеспокоенный.
— Непросто объяснить… Ты был вызван на поединок, эх, я был вызван, но сражаться придется тебе. В таких поединках, если вызывающий не упомянет, что бой должен идти до смерти, работает правило ранения: по нему, если один из противников сдается, второй — дарит ему жизнь. Тот, кто выходит на площадку, чтобы порубить противника на куски, не производит хорошего впечатления.
— Тогда зачем сражаться? Не лучше ли просто сыграть в кости?
— Йатех… Тут дело в том, что ты…
— Иссарам?
— Иссарам. Да. Эта провинция еще помнит резню четверть века назад. — Аэрин бросил осторожный взгляд на жену. Лицо у той было словно высечено из камня. — Ты новичок в городе. Нехорошо получится, если ты начнешь с убийства бывшего офицера, даже если тот покрыт сомнительной славой. Люди отвернутся от тебя и от меня.
Аэрин заколебался:
— Конечно, если не будет другого выхода, ты можешь выпустить ему кишки.
Йатех пожал плечами — это был один из тех жестов, которые его работодатель считывал безошибочно.
— Я ему — или он мне. Никогда не известно наперед. Если позволите, я пойду приготовлюсь к завтрашнему утру.
Естественно, они его не задерживали. Когда он вошел в свою комнату, то затворил дверь, снял пояс с мечами и верхнюю одежду, потом сел на кровать. Закрыл глаза, концентрируясь на собственном теле. Начал серию дыхательных упражнений, расслабляющих мышцы и освобождающих мысли. Завтра он встанет к бою во имя законов, которых не понимал до конца. Был он вызван, чтобы скомпрометировать его работодателя. Ему придется сражаться, возможно не на жизнь, а на смерть, чтобы один из купцов сумел заработать больше золота. Такого он до конца не понимал, законы, которые управляли этим миром, были странными и непостижимыми.
Честь охранника — честь того, кого он пообещал оберегать. Это — хорошее правило. Оно разгоняло большую часть сомнений и освобождало от чувства вины. Ему было интересно: тот, другой мужчина, с которым он скрестит меч, думает ли он так же. Йатех медленно уплывал в транс, очищая мысли от груза неуверенности и сомнений. Если завтра ему не повезет, его фрагмент души вернется к племени без малейших преград.
В последний миг в отражении на полированной поверхности медного подсвечника он увидел кого-то за окном. Сорвался на ноги, выхватывая оружие.
Кто-то осторожно постучал в дверь:
— Йатех…
…эй, Йатех. — Лихорадочный шепот кузена пробудил его от легкой дремы. — Кархоны.
Он подскочил и сразу же, как подкошенный, свалился снова.
— Лежи, глупец. Они могут нас увидеть.