Север и Юг

Я часто замечала, как умеют в Крэнфорде использовать всякие мелочи, чтобы делать приятное другим. Розовые лепестки ощипывались прежде, чем они успевали осыпаться, и из них приготовлялась душистая смесь для кого-нибудь, у кого нет сада, пучочки лаванды посылались обитателю большого города, чтобы рассыпать их в ящиках комода или сжигать в спальне больного, страдающего хроническим недугом. Крэнфорд ревностно делал подарки, на которые многие взглянули бы с пренебрежением, и оказывал услуги, казалось бы не стоящие затраченного на них труда. Мисс Дженкинс начинила яблоко гвоздикой, чтобы оно распространяло приятное благоухание в комнате мисс Браун, когда его нагреют, и каждую вкладываемую в него гвоздичку сопровождала фразой Джонсона. Стоило ей теперь подумать о Браунах, как она начинала говорить на манер доктора Джонсона, а поскольку в это лето они постоянно занимали ее мысли, то я все время выслушивала звучные трехэтажные предложения.

Как-то капитан Браун явился с визитом, чтобы поблагодарить мисс Дженкинс за множество мелких любезностей, о которых я до тех пор ничего не знала. Он внезапно превратился в старика, его глубокий бас звучал надтреснуто, глаза потускнели, лицо избороздили морщины. О состоянии своей дочери он уже был не в силах говорить бодро, но то немногое, что он сказал, было сказано с мужественной благочестивой покорностью судьбе. Дважды он повторил: «Только Богу известно, чем была для нас Джесси» — и после второго раза поспешно встал, молча пожал нам всем руки и вышел.

К вечеру мы заметили на улице кучки людей, которые с ужасом на лицах выслушивали какую-то весть. Некоторое время мисс Дженкинс недоумевала, что могло случиться, а затем все-таки решила пренебречь требованиями хорошего тона и послала Дженни узнать, в чем дело.

Дженни вернулась белая как полотно.

— Ох, сударыня! Ох, мисс Дженкинс, сударыня! Эта мерзкая железная дорога убила капитана Брауна! — И она разразилась рыданиями, потому что, как и многие другие, она любила капитана за его доброту.

— Как?.. Где?.. Где? Дженни, перестаньте плакать и расскажите толком!

Мисс Мэтти выбежала на улицу и приказала возчику, который принес страшную новость:

— Идите… тотчас же идите к моей сестре, мисс Дженкинс, к дочери крэнфордского священника. Ну скажите, скажите, что это неправда! — восклицала она, вводя в гостиную растерявшегося возчика, который усердно приглаживал вихры и топтал мокрыми сапогами новый ковер, — но никто не обратил на это внимания.

— Уж извините, сударыня, а так оно и есть. Я своими глазами видел! — И он вздрогнул при этом воспоминании. — Капитан ждал лондонского поезда, а сам читал какую-то новую книжку. А маленькая такая девочка захотела к маменьке, убежала от сестры и ковыляет себе по рельсам. А он, как услышал поезд, посмотрел, увидел ее и прыгнул на рельсы. Схватил ее, но у него нога подвернулась, а поезд тут его и переехал. О господи, господи! Это правда, сударыня, они уже пошли сказать его дочкам. А девочка-то цела и невредима. Ей только плечо ушибло, когда он бросил ее на руки матери. Бедный капитан был бы этому рад, верно ведь, сударыня? Благослови его Бог!

Суровое лицо дюжего возчика сморщилось, и он отвернулся, чтобы скрыть слезы. Я взглянула на мисс Дженкинс. Ей, по-видимому, стало дурно, и она сделала мне знак открыть окно.

— Матильда, принеси мою шляпку. Я должна пойти к бедным девушкам. Да простит мне Бог, что я иногда говорила с капитаном пренебрежительно!

Мисс Дженкинс оделась, готовясь выйти из дому, и велела мисс Матильде налить возчику рюмочку вина. До ее возвращения мы с мисс Мэтти сидели съежившись у камина и тихо, испуганно переговаривались, при этом мы обе все время тихонько плакали.

Мисс Дженкинс вернулась в молчаливом настроении, и мы не посмели ее расспрашивать. Она сказала нам, что мисс Джесси упала в обморок и они с мисс Пул лишь с трудом привели ее в чувство, но что мисс Джесси, едва очнувшись, попросила, чтобы одна из них пошла посидеть с ее сестрой.

— Мистер Хоггинс говорит, что ей остается жить совсем недолго и ее нужно оберечь от этого удара, — сказала мисс Джесси тихо, не смея дать волю своему горю.

— Но как вы сумеете это сделать, милочка? — спросила мисс Дженкинс. — У вас не хватит сил, она заметит ваши слезы.

— Господь мне поможет… я сдержусь… Она спала, когда пришли сказать… Может быть, она еще не проснулась. Ей будет так тяжело — и не только из-за смерти папы, но и от мысли о том, что теперь будет со мной. Ведь она всегда так обо мне заботится!

Они встретили взгляд ее кротких любящих глаз, и мисс Пул говорила потом, что чуть было не расплакалась, зная, как мисс Браун обходится с сестрой.