Маргарет вскинула голову, как будто гордилась деликатным участием, которое проявил по отношению к ней мистер Торнтон. Но тут же новая мысль пришла ей на ум и заставила в волнении стиснуть руки: «Он тоже, должно быть, принял бедного Фредерика за моего возлюбленного. — Маргарет покраснела при одной мысли об этом. — Теперь я поняла это. Он не только знает о моей лжи, но и верит в то, что кто-то еще любит меня. И что я… О боже!.. О боже! Что мне делать? О чем я думаю? Почему меня так волнует, что он думает, когда я уже потеряла его уважение из-за того, что сказала неправду? Я не знаю почему. Но мне так грустно! О, какой несчастный год! Я будто шагнула из детства сразу в старость. У меня не было юности… и не будет зрелости. И нет надежды стать зрелой женщиной — я никогда не выйду замуж. Меня ожидают только заботы и печали, как будто я старуха с ужасным характером. Я устала постоянно делиться своей силой. Я могу вынести все для папы, потому что иначе быть не может. Это моя святая обязанность. И я думаю, я смогу это вынести вопреки всему, во всяком случае, я смогла найти силы возразить на несправедливые, нелепые подозрения миссис Торнтон. Но так тяжело сознавать, что он совершенно не понял меня. Что произошло, отчего мне сегодня так тоскливо? Я не знаю. Знаю только, что ничего не могу изменить. Наверное, я должна иногда уступать. Нет уж, я не уступлю… — сказала она себе, вставая. — Я не буду… я не стану думать о себе и своем положении. Я не стану разбираться в своих чувствах. От этого сейчас не будет толку. Когда-нибудь, если доживу до старости, я буду сидеть у огня и, глядя на тлеющие угли, мечтать о жизни, которая у меня могла бы быть».
Все это время Маргарет поспешно одевалась, останавливаясь время от времени, чтобы нетерпеливым жестом смахнуть слезы — они выступали на глазах, несмотря на всю ее отвагу.
«Наверняка многие женщины совершают такие же печальные ошибки, как и я, и обнаруживают их слишком поздно. И как гордо и дерзко я говорила с ним в тот день! Но тогда я этого не понимала. Это пришло ко мне постепенно, и я не знаю, когда все началось. Но я не сдамся. Пусть мне будет трудно вести себя с ним по-прежнему, сознавая, что теперь все изменилось. Но я буду очень спокойной и сдержанной, я буду мало говорить. Да я и не встречусь с ним — он явно избегает нас. Это было бы хуже всего. Однако неудивительно, что он избегает меня, поверив в то, что увидел».
Маргарет вышла из дому и быстро зашагала к окраине города, пытаясь отогнать воспоминания.
Когда она вернулась домой, отец сказал ей:
— Умница! Ты была у миссис Баучер. Я бы навестил ее, если бы до обеда у меня было свободное время.
— Нет, папа, я не была у нее, — ответила Маргарет, краснея. — Я даже не думала о ней. Но я пойду сразу после обеда. Я схожу, пока ты будешь отдыхать.
И Маргарет сдержала обещание. Миссис Баучер была очень больна — серьезно больна, а не просто хандрила. Добрая и рассудительная соседка, которая приходила на днях, взяла все дела по дому в свои руки. Детей отправили к соседям. После обеда Мэри Хиггинс забрала троих самых младших к себе, а Николас отправился за врачом. Он все еще не вернулся. Миссис Баучер становилось все хуже, и ожидание становилось все более тягостным. Маргарет подумала, что ей стоит пойти и навестить Хиггинсов. Тогда она, возможно, узнает, удалось ли Николасу обратиться с просьбой к мистеру Торнтону.
Николас был занят тем, что вращал монетку на буфете, развлекая трех маленьких детей, которые обступили его со всех сторон. Он так же, как и они, улыбался, если монетке удавалось вращаться подольше. Маргарет подумала было, что довольное выражение его лица и увлеченность своим занятием были хорошим знаком. Когда монетка упала, крошка Джонни заплакал.
— Иди ко мне, — сказала Маргарет, снимая малыша с буфета.
Она приложила свои часы к его ушку и спросила Николаса, виделся ли он с мистером Торнтоном.
Выражение его лица тут же изменилось.
— Да! — ответил он. — Я виделся с ним и много чего выслушал от него.
— Он отказал вам? — с грустью спросила Маргарет.
— Конечно. Я знал, что так и будет. Не стоит ждать милости из рук хозяев. Вы здесь чужая и, похоже, не знаете их обычаев, но я-то знал.
— Мне жаль, что я спросила вас. Он разозлился? Он не говорил с вами так же грубо, как Хэмпер, не правда ли?
— Ну, он был не очень-то вежлив! — ответил Хиггинс, снова вращая монетку больше для собственного развлечения, чем для забавы детей. — Не беспокойтесь, я остался при своем. Завтра я пойду искать работу. Я выложил ему все, что мог. Я сказал ему, что пришел к нему второй раз не потому, что я хорошего мнения о нем, а потому, что вы посоветовали мне прийти, а я был вам обязан.
— Вы сказали ему, что это я послала вас?
— Я не называл вашего имени. Помню, что не называл. Я сказал: женщина, которой не пришло в голову ничего более умного, посоветовала мне прийти и посмотреть, правда ли, что ваше сердце не из камня.
— И он?.. — спросила Маргарет.