Север и Юг

Среди них она нашла четыре или пять писем от мистера Генри Леннокса, касающихся дела Фредерика. Она снова внимательно их прочитала, с единственным намерением точно выяснить, насколько высоки были шансы оправдать ее брата. Но когда она дочитала последнее письмо и взвесила все за и против, ее внимание привлекла необычная особенность их изложения. Из скупых, вежливых выражений было видно, что мистер Леннокс никогда не менял свое отношение к ней. Это были умные письма. Маргарет увидела это в мгновение ока, не заметив их сердечного и доброжелательного тона. Эти письма нужно было сохранить, поэтому она бережно отложила их в сторону. Покончив с этим небольшим делом, она погрузилась в размышления. Мысль об отсутствующем отце вдруг пришла Маргарет в голову. Она почти обвинила себя за то, что воспринимала отсутствие отца как облегчение, но эти два дня снова вернули ей силу и надежду. Планы, которые раньше виделись ей непосильными, теперь казались удовольствием. Отвратительная пелена спала с ее глаз, и она увидела свое положение и свой труд в истинном свете. Если б только мистер Торнтон возродил их прежнюю дружбу… нет, если б только он приходил время от времени порадовать ее отца, как это было прежде… Даже если бы она никогда не увидела его, она бы чувствовала, как вся ее будущая жизнь, хотя и не блестящая в перспективе, предстает перед ней ясной и определенной. Вздохнув, она поднялась, чтобы лечь спать. Несмотря на то, что Маргарет прочитала «Одного шага для меня достаточно», несмотря на молитву об отце, на ее сердце тяжестью лежали беспокойство и невыразимая печаль.

В тот самый апрельский вечер мистера Хейла тоже постоянно посещали странные мысли о Маргарет. Поездка к старым друзьям и прежним знакомым местам изнурила его. Он преувеличивал, полагая, что из-за его переменившихся убеждений друзья откажутся принимать его. И хотя некоторые из них, возможно, были потрясены, огорчены или возмущены его падением, но стоило им увидеть лицо человека, когда-то любимого ими, они забывали о его убеждениях или вспоминали о них только для того, чтобы вести себя с ним особенно деликатно и предупредительно. Мистер Хейл был знаком не со всеми — он принадлежал к одному из меньших колледжей и всегда был робким и замкнутым. Но те, кто в молодости смог понять утонченность его мыслей и чувств, скрытых за его молчаливостью и нерешительностью, полюбили его всем сердцем, какой-то бережной любовью, которую они испытывали бы к женщине. И возрождение этой любви спустя столько лет и после больших перемен, ошеломило его больше, чем проявление грубости или выражение неодобрения.

− Боюсь, мы поступили очень глупо, — сказал мистер Белл. — Сейчас вы страдаете оттого, что слишком долго жили в этом милтонском климате.

− Я устал, — ответил мистер Хейл. — Но не из-за милтонского климата. Мне уже пятьдесят пять, и этот маленький факт является причиной потери сил.

− Чепуха! Мне почти шестьдесят, а я не чувствую потери сил ни физических, ни душевных. Не говорите так. Пятьдесят пять! Вы еще достаточно молоды.

Мистер Хейл покачал головой:

− Эти последние несколько лет! — сказал он. Но, минуту помолчав, он приподнялся в роскошном кресле мистера Белла и произнес с трепетной серьезностью: — Белл! Вы не должны думать, что если бы я смог предвидеть все, что последует из-за моих переменившихся убеждений и моего отказа от должности… нет! Даже если бы я знал, как она будет страдать… я бы не отказался от этого… поступка, я все равно открыто признал бы, что я больше не поддерживаю ту же веру, что и церковь, в которой я был священником. Если бы я даже смог предвидеть эту жесточайшую муку, знать что обрекаю на страдания ту, которую я любил, я бы сделал то же самое, открыто оставил церковь. Я мог бы поступить иначе, действовать более мудро, заботясь о своей семье. Но я не думаю, что Бог наделил меня сверх меры силой или мудростью, — добавил он, опять опускаясь в кресло.

Мистер Белл нарочито высморкался, прежде чем ответить. Затем он сказал:

− Он дал вам силу поступить так, как подсказала ваша совесть. И я не считаю, что нам нужна более высшая и священная сила, чем эта, и мудрость в придачу. Я знаю, что во мне мало мудрости, и все же люди считают меня в своих глупых книжках мудрым человеком, независимой личностью и тому подобное. Сущий дурак, который повинуется своему собственному простому закону, даже если это всего лишь вытирание ботинок о коврик перед дверью, мудрее и сильнее, чем я. Но какие простаки все-таки люди!

Повисло молчание. Мистер Хейл заговорил первым, продолжая свою мысль:

− Да, и о Маргарет.

− Так! И о Маргарет. Так что же?

− Если я умру…

− Чепуха!

− Что с ней будет… я часто думаю? Я полагаю, Ленноксы пригласят ее жить с ними. Я стараюсь думать, что да. Ее тетя Шоу любит ее по-своему. Но она забывает любить тех, кого нет рядом.

− Очень распространенный недостаток. Что за люди Ленноксы?

− Он — красивый, речистый и приятный человек. Эдит — очаровательная, немного избалованная красавица. Маргарет любит ее всем сердцем, а Эдит — ее, насколько она способна любить.