Север и Юг

Она обратилась с вопросом к пожилому мужчине, и тот ответил ей, что мистер Торнтон живет на территории фабрики. Он указал на большие, похожие на вход в общественный парк ворота, видневшиеся в конце длинной глухой стены. Вероятно, они предназначались для проезда больших телег и фургонов. Рядом располагалась сторожка. Охранник провел их в огромный, вытянутой формы двор, на одной стороне которого находились конторы для деловых операций, а на другой – здание фабрики с множеством окон. Оттуда доносился непрерывный лязг машин и долгие протяжные стоны парового двигателя, способные оглушить любого, кто жил поблизости. Напротив стены, протянувшейся вдоль улицы, в узком конце фабричного двора, стоял симпатичный каменный дом, почерневший от копоти. Тем не менее его окна и ступени крыльца были тщательно вычищены. Судя по всему, этот дом построили полвека назад. Каменная облицовка, высокие узкие окна, перила с двух сторон лестницы и широкие пролеты ступеней, ведущие к передней двери, – все говорило о почтенном возрасте.

Маргарет не могла понять, почему люди, обитавшие в таком хорошем доме и содержавшие его в идеальном порядке, не нашли себе жилье в сельской местности или в каком-нибудь пригороде. Зачем они решили проводить дни и ночи в постоянной суматохе фабрики? Ее уши, не привыкшие к такому громкому шуму, с трудом улавливали слова отца, пока они стояли на верхней площадке лестницы и ожидали, когда им откроют дверь. Чуть позже их провели по старомодной лестнице в гостиную, три окна которой располагались как раз над входом в дом. Из окон открывался унылый вид на широкий мощеный двор и ворота в глухой стене. В комнате никого не было. Казалось, никто не заходил сюда с тех пор, как гостиную обставили мебелью. Можно было подумать, что дом накрыло лавой и только через тысячу лет его обнаружили археологи.

Стены украшали золотисто-розовые обои. Светлый ковер с узором из разноцветных букетов был аккуратно накрыт в центре блестящим льняным половиком. Кружевные занавески на окнах сочетались с вязаными и ткаными покрывалами на каждом кресле и каждой софе. На шкафах и тумбочках стояли гипсовые фигурки, предохраняемые от пыли стеклянными колпаками. Посреди комнаты, прямо под люстрой, стоял круглый стол, на котором через равные интервалы по окружности были разложены книги в красивых переплетах. Они выглядели, как спицы колеса. Все поверхности отражали свет, и ни одна не поглощала его. Пестрая, усеянная блестками комната так неприятно поразила Маргарет, что она не сразу заметила особую чистоту, для поддержания которой, учитывая дымную атмосферу фабрики, требовалось немало усилий. Сколько же сил и времени было необходимо для сохранения этого эффекта льда и снега! Куда бы она ни смотрела, везде были видны свидетельства заботы и труда. Но они не создавали уюта, не способствовали мирным домашним занятиям, а лишь сохраняли статуэтки и украшения от пыли и копоти.

Отец и дочь осматривали комнату и тихо говорили друг с другом, пока не появилась миссис Торнтон. В их разговоре не было ничего секретного, но какое-то свойство комнаты заставляло людей переходить на шепот, словно они боялись пробудить непривычное эхо.

Миссис Торнтон вошла в гостиную, шелестя рукодельным черным шелком, который, очевидно, являлся ее любимым материалом. Ее темное платье и кружева резко контрастировали с белыми занавесками и вязаными покрывалами на креслах и кушетках, но не превосходили их красоты. Маргарет быстро объяснила, почему ее мать не сопровождала их в ответном визите. Но, стараясь не возбуждать тревоги отца, она немного запуталась в словах, так что у миссис Торнтон сложилось впечатление, будто миссис Хейл, не желая отягощать себя усилиями, поступила чисто по-женски, придумав недомогание и решив не тратить на этот визит свое время. Вспомнив о лошадях, нанятых для экипажа, и о Фанни, которую ее сын заставил поехать к Хейлам, миссис Торнтон слегка обиделась и не выказала Маргарет никакого сочувствия – а на самом деле никакого доверия – по поводу ее заявления о недуге матери.

– Как поживает мистер Торнтон? – спросил мистер Хейл. – Из его вчерашней записки я понял, что он нездоров.

– Мой сын редко болеет, а когда болеет, никогда не говорит об этом и не делает недуг оправданием для праздности. Вчера у него было много встреч, поэтому Джон не стал тратить время на чтение книг, хотя весьма сожалел об этом, поскольку, как я понимаю, он ценит часы, проведенные с вами.

– Могу сказать, что они столь же приятны и для меня, – ответил мистер Хейл. – При виде его радости и понимании всего того, что так прекрасно в классической литературе, я чувствую себя вновь молодым!