– Выходит, что бесконечная суета и глупое довольство настоящим создают одни и те же эффекты. Как жаль эту бедную миссис Бушер! И как мало мы можем сделать для нее.
– Все же мы не оставили ее без внимания, хотя наши усилия оказались абсолютно бесполезными. Ах, папа! Мы живем в жестоком мире.
– Ты права, дитя мое. Во всяком случае, мы теперь ощущаем это в полной мере. Но даже в нашем горе у нас был счастливый момент. Какое удовольствие принес нам визит Фредерика!
– Да, это был приятный сюрприз, – согласилась Маргарет. – Очаровательная, быстрая и запретная встреча.
Она внезапно замолчала. Воспоминание о визите Фредерика было испорчено ее трусостью. Из всех человеческих слабостей она больше всего презирала отсутствие храбрости – ту низость сердца, которая вела к неправде. Она сама была во всем виновата. И, главное, о ее лживых показаниях знал мистер Торнтон. Интересно, стыдила бы она себя так часто, если бы о ее обмане было известно другому человеку? Маргарет вообразила себя в роли обманщицы перед тетей Шоу и Эдит, перед отцом, перед братьями Ленноксами и перед Фредериком. Мысль о том, что брат узнает о ее лжи, пусть сказанной ради его спасения, была самой болезненной – ведь их связывало друг с другом столько уважения. Но даже разочарование Фредерика было ничем в сравнении с виной, которую она чувствовала при мысли о встрече с мистером Торнтоном. И все же Маргарет хотела увидеться с ним, чтобы отбросить неопределенность и понять, как изменилось его мнение о ней.
Ее щеки запылали при воспоминании о том, с каким пренебрежением (в ранние дни их знакомства) она отзывалась о торговле, говоря, что такому виду деятельности присущи обман и бессердечие. Она утверждала, что фабриканты сбывали товар низкого качества по высоким ценам и получали кредиты под капитал и ресурсы, которыми не обладали. Маргарет вспомнила насмешливый взгляд мистера Торнтона, когда в нескольких словах он дал ей понять, что в большой схеме коммерции все бесчестные пути в конце концов вели к убыткам; что обман в торговле, как и в любой области человеческих отношений, являлся глупой уловкой. Тогда она, цепляясь за свои убеждения, спросила его, не думает ли он, что покупка дешевых товаров и продажа их по высокой цене на других рынках доказывала полное отсутствие рыцарской справедливости. Ее отец, услышав, что она использовала выражение «рыцарская справедливость», указал ей на более подходящее словосочетание – «христианская справедливость». Затем он перевел спор в личный монолог, тем самым лишив ее возможности вставлять в разговор свои язвительное замечания.
Отныне в ее поведении не будет пренебрежительных гримас. Не будет больше разговоров о рыцарстве! Она уже опозорила себя в его глазах, и еще нужно посмотреть, как он отнесется к ней при встрече.
Ее сердце подпрыгивало всякий раз, когда раздавался звонок в дверь. Но если визитер оказывался не тем, кого она ожидала, Маргарет чувствовала странную печаль и разочарование. Ее отец тоже ждал мистера Торнтона и удивлялся, что тот не приходит. В своей прошлой дискуссии они затронули темы, которые хотели развить при новой встрече – пусть не на следующий, но в ближайший вечер, который мистер Торнтон мог бы высвободить для обсуждения. С тех пор мистер Хейл не находил себе места. Он еще не возобновил уроки, прерванные в предсмертные дни жены, поэтому ему нечем было заняться. Встряска, полученная им в доме миссис Бушер, вернула его в реальную жизнь быстрее, чем любые размышления. Этим вечером он чувствовал гнетущее беспокойство и постоянно повторял:
– Мне нужно увидеться с мистером Торнтоном. Наверняка посыльный, который принес вчера книгу, должен был доставить мне записку, но по рассеянности забыл ее отдать. Как думаешь, может, сегодня придет какое-то сообщение? Ты почту смотрела?
– Я схожу и посмотрю, – наконец, не выдержав, сказала Маргарет.
– Подожди! Я слышу звонок!
Его дочь внезапно склонила голову над вязанием. Она услышала шаги на лестнице и по звуку определила, что это была Диксон. Девушка приподняла голову и, вздохнув, почувствовала явное облегчение.
– Это Хиггинс, сэр, – сообщила служанка. – Он хочет повидаться с вами или с мисс Хейл. Точнее, этот странный тип сначала сказал о мисс Хейл, а потом уже о вас.
– Пусть Николас поднимется сюда. Увидев нас обоих, он сможет выбрать для себя собеседника.
– Хорошо, сэр. Лично я не стала бы общаться с таким человеком. Видели бы вы его башмаки. Ему место разве что на кухне.
– Он может вытереть обувь в прихожей, – спокойно произнес мистер Хейл.
Диксон сердито вышла из комнаты и попросила гостя подняться в гостиную. Она немного успокоилась, когда тот, взглянув на свои ноги, сел на нижнюю ступеньку лестницы, снял башмаки и без лишних слов поднялся вверх по лестнице.
– Ну, у вас и служанка, сэр! – воскликнул он, войдя в комнату и пригладив волосы. И добавил, поймав на себе взгляд Маргарет: – Прямо Цербер! Надеюсь, девушка простит меня, что я в чулках. Весь день мотался по городу, а улицы никто не чистит. На башмаках такая грязь!