– Я не отрицаю, что Союз иногда принуждает людей выполнять свои требования. Но это ради их блага! Я говорю вам правду. Рабочий человек ведет ужасную жизнь, если он не состоит в Союзе. Однако как только он входит в ряды организации, о его интересах начинают заботиться многие люди. Только объединившись вместе, рабочие могут отстаивать свои права. Чем больше численность Союза, тем больше шансов у каждого члена найти справедливость в своей жизни. Правительство заботится о глупцах и безумных: если какой-то человек ведет себя странно и причиняет неудобства своим соседям, властные органы подвергают его проверке, хочет он того или нет. То же самое мы осуществляем в Союзе. Мы не можем посадить упрямого рабочего в тюрьму, но наша организация способна сделать его жизнь невыносимо тяжелой. Он все равно будет вынужден вступить в наши ряды – даже вопреки себе. Бушер всегда был глупцом, но нет ничего хуже глупца, который верит в свою исключительность.
– Он причинил вам вред? – спросила Маргарет.
– Да, причинил. Общественное мнение было на нашей стороне, пока он со своими подельниками не начал бунт и не пошел на нарушение законов. Его действия привели к окончанию забастовки.
– Тогда зачем вам нужно было привлекать его в Союз? Если бы вы оставили его в покое, он ничем не навредил бы вам. А так вы довели его до безумия.
– Маргарет, – тихо произнес мистер Хейл.
Увидев, как нахмурился Хиггинс, он решил предупредить ее о возможных осложнениях.
– Ваша дочь нравится мне своей прямотой, – внезапно сказал Николас. – Она ясно выражает свои мысли. Но при всем своем уме она не понимает, что Союз – великая сила. Наша единственная сила! Недавно я читал стихотворение о том, как плуг срезает маргаритку, и слезы лились из моих глаз, хотя обычно меня не заставишь всплакнуть даже по серьезным причинам. Однако я вам гарантирую! Пахарь никогда не остановит плуг, как бы ему ни было жаль маргаритку. Им управляют не чувства, а здравый смысл. Плуг Союза тоже вспахивает землю для будущего урожая. Такой человек, как Бушер, разумеется, не маргаритка, а скорее сорняк, который надо было срезать под корень. Я очень зол на него, поэтому не могу сейчас говорить о нем справедливо. Но я с удовольствием смял бы его плугом.
– Почему? Он снова сделал что-то плохое?
– Конечно, сделал. Этот парень всегда был творцом неприятностей. Сначала этот идиот взбесился и подбил людей на бунт. Затем он спрятался в какой-то дыре, где и сидел бы сейчас, если бы Торнтон продолжал преследовать его как зачинщика беспорядков. Но Торнтон, по неведомым мне причинам, отозвал исковое заявление, и через некоторое время Бушер прокрался в свой дом. День или два он и носа оттуда не высовывал. Наверное, ему было стыдно. А затем куда, вы думаете, он направился? К Хэмперу! Черт бы его побрал! Он шел на фабрику с таким приторным лицом, что меня чуть не стошнило от его вида. Бушер шел просить работу, хотя прекрасно знал о новом правиле – о клятве не давать Союзу и пенни на помощь голодающим забастовщикам. Скажите, почему, когда он голодал, Союз помогал его семье? А тут он шел, готовый клясться и подписывать любые правила, готовый рассказать фабрикантам все, что ему было известно о наших планах! Стопроцентный Иуда! Но я признателен Хэмперу. В свой смертный час я поблагодарю его за то, что он выгнал Бушера и даже не стал слушать его – ни одного слова! Хотя люди, стоявшие рядом, рассказывали, что предатель плакал, как ребенок.
– Это ужасно! – воскликнула Маргарет. – Мне жаль его! Хиггинс, я не узнаю вас сегодня. Разве не вы сделали Бушера таким, затащив его силой в Союз? Он с самого начала был против, но вы навязали ему свою волю!
– Ах, вот как! Значит, Союз сделал его таким? А кем он был?
Внезапно с улицы донеслись приглушенные ритмичные звуки, привлекшие к себе их внимание. Голоса соседей во дворе затихли. Шаги под окнами замерли или, точнее, начали медленно перемещаться к воротам. Послышался отчетливый топот, который рассек образовавшуюся тишину и проник в дом Хиггинса. То была размеренная поступь людей, переносивших тяжелую ношу. Словно по сигналу, Николас, Маргарет и мистер Хейл бросились к двери. Их влекло во двор не любопытство. Это был священный порыв.
Шесть человек шли посреди узкой дороги – трое из них полицейские. Они несли на своих плечах снятую с петель дверь, на которой лежало тело мертвого мужчины. С каждой стороны двери что-то постоянно капало. Вся улица вышла посмотреть на это зрелище, уже сопровождавшееся небольшой процессией. Многие люди приставали к носильщикам с расспросами, и те неохотно давали ответы – слишком часто им приходилось рассказывать одну и ту же историю.
– Мы нашли его на поле. В ручье.
– В ручье? Там и воды-то нет, чтобы утопиться.
– Видно, очень уж ему хотелось. Он лежал лицом вниз. Наверное, устал жить и нашел хорошую причину для смерти.
Хиггинс, стоявший рядом с Маргарет, спросил дрожащим голосом:
– Это же не Бушер, верно? У него не хватило бы мужества. Конечно, это не Джон Бушер! Почему они идут к его дому? Эй! Что такое? У меня звенит в ушах. Я ничего не слышу.