Сети

– Хватит издеваться! Нашли чучело для опытов! Сшивали, сшивали, а теперь резать! Переломаете мне кости, заново срастите, а потом что, еще восемь недель лежки?

– Морган, угомонись! Они будут работать с Манной. Никаких инструментов, кроме фантомных рук.

Ворониха, делавшая осмотр, села в изголовье и в подтверждение слов Хары показала пустые ладони. Потом одна из них легла Моргану на лоб, другая – под затылок; он почувствовал головокружение, по телу пошли волны жара.

– Если этого не сделать, ты никогда не сможешь ходить, – неожиданно заговорила она точно таким же тоном, каким Аисса объясняла своим тупоголовым телохранителям про взломанный канал. – У тебя был раздроблен тазобедренный сустав. Там много нюансов, которые невозможно отследить во время реанимации, особенно при большом количестве повреждений. Наша первостепенная задача – восстановить жизненные функции за ограниченный период, пока идет работа с духовной составляющей. Все остальное мы доделываем потом, когда состояние больного стабилизируется и мы убеждаемся, что Манна соединена с физическим телом так же прочно, как до смерти.

– А как насчет Дара? – Морган послал Харе ядовитый взгляд. – Не делай невинное лицо!

Хара отвела глаза.

– На данный момент признаки восстановления Дара отсутствуют, – без малейшего сочувствия призналась Ворониха. – Как ситуация будет развиваться дальше, спрогнозировать трудно. Мы сделали все, что в наших силах. Поскольку Дар заложен в нас от рождения, теоретически его можно развить и со временем научиться каким-то элементарным вещам. Второй вариант, и он представляется мне более реальным, – соединиться кровью с женщиной с сильным Даром. Супруги постоянно находятся в близком контакте, у них происходит взаимный обмен Манной. Дар жены будет стимулировать развитие твоего Дара.

Рана, в течение полутора месяцев врачуемая снотворным, вскрылась и закровоточила.

«Ты же хотел удостовериться…»

Морган кинул взгляд на безмолвную фигуру, застывшую на стуле у его левого бока, и задумался, почему от тех, кто возвращает к жизни, так разит смертью. Следующее, что он ощутил, был солнечный свет, щекочущий веки. О том, что с ним что-то делали, свидетельствовала лишь тугая повязка на бедре и легкое жжение в правой ноге, обещающее вскоре перейти в боль. Место писаки занимала Хара. Косоглазая, едва Морган зашевелился, собственноручно влила в него разведенный в воде порошок; не дожидаясь, когда обезболивающее подействует, перевернула лицом вниз и наглядно продемонстрировала Харе, в какие места на спине в следующие две недели – именно столько осталось лежать – нужно ставить иглы. Ее прощальными словами были: «Пора отвыкать от транквилизаторов».

Пока Хара провожала Гионов, Морган пережевывал тревожную мысль: осталась ли целительница на его стороне, и если нет, как выбить из нее эликсир бегства от реальности. Ценные идеи его не посетили, поэтому, едва голоса на крыльце затихли, он громко окликнул Хару и встретил ее широкой невинной улыбкой:

– Принеси чего-нибудь горяченького попить. Я бы поспал.

Улыбка обратно не вернулась.

– Не надейся. И имей в виду: концерты на этот раз не прокатят. Запоешь – отправлю к матери.

– Нелюди, – обиженно буркнул Морган. Твердость и суровый тон Хары не оставляли иллюзий. – У крокодилов больше сочувствия. Бьюсь об заклад, они не способны ни собственные трусы постирать, ни рыбу запечь. Эта, с журналом, не потрудилась даже научиться двигать языком.

– Работа фантомными руками отнимает много силы. Велла не может позволить себе растрачивать ее на болтовню, особенно перед операцией. Если бы у них было сочувствие, они бы не могли делать и половины того, что делают. Чем заниматься самоедством, помедитируй над этим.

– Хара?

Она наклонила голову, приготовившись слушать. Морган сглотнул и тихо произнес:

– Я не хочу жить.

– Я знаю. – Чуть слышный вздох. Долгое молчание. – Принесу тебе завтрак.

Глава 23

Визит Гионов перевернул жизнь с ног на голову. Реальность, от которой Морган так старательно удирал два месяца, намертво вцепилась в него и глумливо защелкала клыками. В облике Хары. Он получил воздаяние и за матерные напевы, и за швыряние посудой, и за свои отнюдь не радужные эмоции, которые мешали Харе сосредоточиться на лечении других больных. Она заставляла его сжимать и разжимать пальцы, вращать кистями и стопами, сгибать ноги, совершать другие дурацкие движения, а при малейших признаках неповиновения кидалась угрозами отправить его домой. И угрозы действовали. Морган, в свою очередь, усердствовал в стремлении научиться погружать себя в сон при помощи дыхательных упражнений, что благополучно оставалось в тайне, хотя Хара и расталкивала его, обнаруживая спящим в светлое время суток. Кое в чем она все же преуспела. Морган начал самостоятельно есть, неуклюже захватывая пищу руками. Правда, достижения тем и ограничивались: ложки и вилки он неизменно проносил мимо рта, а содержимое кружек опрокидывал на себя, и ничто не обещало прогресса в будущем.