Сети

– Слышал вчера в церкви, ты Иштвана Краусхоффера разыскиваешь. Соседа моего так звали. Только не Иштван он был, а Эштвин. Эштвин Краусхоффер Ливандж. Помер лет двадцать назад. Говорили, будто пошел пьяный отлить на причал да и свалился в озеро. Только вот тела не нашли. Ни всплыло, ни к берегу не прибило. – Дедок округлил глаза. – Так-то! С некоторых пор повадился к моему брату поп, отец Кристиан Вольф, из Димены. Точь-в-точь Эштвин! Двойник! Лицо, манера говорить, движения… Только не постаревший ничуть, будто не было этих двадцати лет. – Он пригнулся и понизил голос до шепота: – Я его выследил. Самолично. Как-то раз увидел, он на телегу садится. Запряг лошадь – и следом. Тракт был торговыми обозами забит, вот он меня и не приметил. Проводил его до церкви и дальше поехал для виду. А как стемнело, повернул обратно. На кладбище всегда ночью приходит. Просит только место указать, где покойника зарыть, да лопату. Остальное сам делает. На самом деле никого он не зарывает! Он колдун черный! Некромант! Привозит трупы. Все как один изуродованы – вырезаны глаза, язык, сердце… другие органы. Это ладно. Брат, с тех пор как прозрел, всякого насмотрелся. Возникает поп из старого склепа. И в нем же исчезает. Был – и фьють! Вместе с трупом. Мы тот склеп три раза осматривали: может, ход подземный тайно прорыт. Нету! Песок да каменные стены. Ходят слухи, вы из ниоткуда появляться умеете. Только вот у ваших глаза темные и смуглые вы. А у этого глаза и кожа светлые. Однажды брат видел, как он в бабу рядился. Юбку нацепил, платок, округлости сделал где надо. Сел на лошадь и почесал галопом в лес. Люди с ним иногда приходят. Всякий раз разные, неместные. Ни один дважды не появлялся.

Наступило молчание. За окном шумел ветер. Где-то внизу о стену колотились ставни. Морган сидел неподвижно. Парил в воздухе. А сверху солнечными брызгами изливалась благодать всех трех Богов. Призванная на его голову Арром. Дар метался по тракту.

«Арр, где же ты?»

– Знал, что поп нечистый, и молчал. Почему не сообщил нашим отрядам?

Глаза старика беспокойно забегали.

– Ваши редко появляются в наших краях. Хм… Платит он хорошо.

– А мне почему проговорился? Что ты вообще здесь делаешь?

– Погостить приехал. К племяннику. – Дедок опустил голову и принялся сосредоточенно выковыривать из ноздри козявку.

«Испугался за брата, услышав, что Краусхоффер в розыске», – понял Морган. А про племянника – правда.

«Как называется деревня, где живет твой брат?»

Старик вытащил палец из носа, нервно сглотнул.

– Арианда.

– Проводить?

– А? Чего? – Он задергался, пытаясь понять, что с ним произошло.

– До племянника, спрашиваю, проводить? – повторил Морган, вставая.

– Нет-нет! – Старик засучил руками, словно на него набросился осиный рой. – Сам. – Вскочил и вылетел за дверь.

Морган медленно подошел к окну. Спустя пару минут он увидел, как старик быстро-быстро семенит через двор. Он все же проводил дедка, внутренним зрением: вдруг кто-нибудь позарится на припозднившегося – и много знающего – прохожего. Потом развернул на столике карту и навис над ней, как коршун над добычей. Ни одной из упомянутых стариком деревень в Браголлаке не оказалось. Палец заскользил правее, пересек границу области. Холмы, леса, озера… Чудный край. Вот она, Арианда! И Димена, в пяти милях. Восток Гиадалии! Осколки мозаики поползли друг к другу: бесхозные врата… пропавшие воины… изуродованные трупы… Тойва… Цион… испорченные люди и недоделанные демоны, которые должны править миром как боги, и… полоумный фантазер, возомнивший себя властелином всего Сущего. С яркой вспышкой, словно меж ними пробежали молнии, кусочки воссоединились в единую картину, где каждый занял свое место.

«Но… как ты умудрился вселиться в чужое тело и откуда черпаешь Силу?»

Морган стиснул зубы и прижался лбом к окну, пытаясь охладить приступ яростного энтузиазма. Где эти бездельники? Дар известил, что ноги парней благополучно донесли их до кроватей. До своих, что примечательно. А Имандра… Морган чуть не выдавил болтающееся в раме стекло. Первое, что он сделает после того, как разделается с самозваным Князем Бездны, – раздобудет розги и надерет ей задницу. Он выскочил в коридор. Вытащить по очереди во двор и окатить ледяной водой из колодца. Воображение моментально явило протрезвевшие понурые лица товарищей. Нет. У них и так завтра будет чувство вины. А их поход-отпуск, похоже, подходит к концу. Пускай проспятся, насладятся последними спокойными часами. И бесшумно побежал по лестнице вниз, к двум огонькам, шаловливо переливающимся красно-оранжевыми узорами. Иштван никуда не денется со своего кладбища. Эту мысль перебила более тревожная: неужели с таким сильным Даром он не чувствует притворства сторожа? Можно ли вообще, не будучи целителем, определить степень нарушения зрения? Надо очень глубоко войти в Манну, прочувствовать глаз – там столько тонкостей. Вполне вероятно, Иштван этим не заморачивался, потому что поведение свыкшегося со слепотой сторожа выглядит натурально.