Сеть птицелова

Вот и маменька, унесенная карамзинским гением на берега Волхова, оторвалась от вышивания. И только папенька, отошед за младшим сыном в царство Морфея, имел невежливость всхрапнуть на самом патетическом месте.

– Что за слог! – вновь взялась за рукоделие княгиня, лишь дочь отложила книгу. – А я, представь, сегодня тоже покопалась в истории. Передай-ка ножнички! – И Александра Гавриловна отрезала нить с испода вышивки. – Пришлось пожертвовать парой бутылок спотыкача, но дело того стоило.

Княгиня подняла глаза на сидящую в задумчивости дочь:

– Да ты не слушаешь меня, моя милая! А меж тем эта история скорее ближе к Лизе[37], чем к Марфе, – заметила маман, и тут уж действительно завладела Дуниным вниманием.

– Две бутылки батюшкиного любимого рецепта с корицей? – улыбнулась Авдотья. – Да есть ли на свете тайна, достойная того, чтобы пожертвовать ради нее сим божественным нектаром?

– Ма шер, сердце матери, как ты знаешь, никогда не спокойно, – начала издалече Александра Гавриловна. – Заботы о сыне – одно дело, но дочь…

Авдотья резко выпрямилась, в груди сильнее забилось сердце: неужели маменька узнала?.. И добавила с деланой прохладцей:

– Значит, сия тайна имеет ко мне отношение?

– О, надеюсь, нет, душа моя, – улыбнулась мать и повторила с нажимом: – Надеюсь, нет.

Итак, выяснилось, что во время сбора урожая из маменькиной оранжереи доктор («Николенькин спаситель, Эдокси, и ты знаешь, он всегда останется для меня таковым») проявил необыкновенный интерес к русским «заготофки». Во-первых, российские варенья – творения пожиже французовых конфитюров, да и поароматнее. Засим речь пошла о наливках. И тут Александра Гавриловна, которая давно держала в голове некую мысль, рассказала о тонкостях приготовления сего напитка, столь же неотторжимого от семьи Липецких, как княжеский герб и вотчины. Корица, шафран, ваниль, мускат – все эти слова были известны французу, он даже записал их в свою записную книжку («Знаешь, такую, в кожаном переплете», – Дуня знала). Пустилье с любопытством наблюдал, как дворовые девки растирали под пристальным наблюдением барыни деревянной толкушкой ягоду, как цедили ее, как бурлил в уже знакомых нам медных тазах золотой сироп.

И в благодарность за внимание к ее трудам (но не переставая держать в голове ту самую мысль) Александра Гавриловна предложила накрыть стол в тени дерев и насладиться прошлогодним урожаем, послав сенную девушку аж за двумя бутылями темного стекла. (Бойтесь данайцев, дары приносящих!) Как княгиня и подозревала, француз, привыкший более к своему виноградному вину, пил легко и много: пил да нахваливал. А тем временем княгиня с нежной улыбкой на коварных устах прихлебывала чай, ожидая, когда полковой доктор «дойдет до кондиции». И, заметив, как наполовину опустела вторая из заветных бутылок, потихоньку перешла к делу. Поначалу обсудили ужасы революции и с ними – упраздненные титулы. Тут ее сиятельство обронила ненароком, что де Бриак, по ее наблюдениям, не слишком доволен, когда его величают виконтом. Неужто и в его голове взошли порожденные мятежной заразой семена презрения к аристократическим корням?

– Но, видишь ли, ма шер, – и тут Александра Гавриловна отложила вышивание и внимательно посмотрела на дочь, – дело оказалось вовсе не в отравленном дыхании революции. Майор – совсем не тот, за кого себя выдает.

* * *

Авдотья лежала, бессмысленно уставившись на точку, где сходилась под балдахином кисея, призванная спасти ее от вездесущей летней мошкары. Ловкость Александры Гавриловны в обращении с бесхитростным Пустилье и правда принесла плоды. Пусть менее благоуханные, чем те, что росли в оранжереях Приволья, но весьма ценные для матери барышни на выданье.

История, что поведал под влиянием спотыкача добрый доктор, оказалась прелюбопытна. И фамилия де Бриак в ней появилась далеко не сразу. Того более фамилия эта не имела ничего общего с той, которую с таким интересом изучила Авдотья в объемном «Dictionnaire universel de la noblesse de France». Тот де Бриак оказался не более чем дальним родственником, а то и вовсе однофамильцем их де Бриака. Княгине, чья материнская тревога отказывалась удовлетвориться исключительно сведениями, взятыми из словаря французских родов, пришлось разматывать клубок с самого начала.