Сеть Алисы

На групповой фотографии с банкета местной знати и немецких чинов крайний слева человек был обведен маркером. Я вгляделась в заклятого врага Эвы, наконец-то обретшего лицо, но вопреки ожиданиям в облике его не было ничего звериного. Пожилой мужчина в темном костюме; худое лицо, высокий лоб, седые волосы зачесаны назад. С годами он не оплыл, скорее усох; его трость с серебряным набалдашником выглядела неотъемлемым аксессуаром. В руке бокал с вином, который он, чуть улыбаясь, двумя пальцами держит за ножку. Возможно, я, зная его прошлое, просто надумала, но мне показалось, что взгляд этого человека излучает ледяной холод.

Финн заглянул через мое плечо и тихо ругнулся. Я поняла, о чем он думает. Этот старик изуродовал Эву. Она превратилась в злобную каргу, горькую пьяницу, которую мучили кошмары, а он продолжал наживаться, водил дружбу с захватчиками и губил другие жизни. Застрелил повара, обвинив его в воровстве. И вот на фоне хрусталя и свастик улыбается в объектив…

Я его уже ненавидела.

— Все знали, что он барыга, — тихо проговорила Эва. — Но мало кто знал, что и он в ответе за бойню. От источника в милиции майор Аллентон узнал о доносе лиможского информатора, сообщившего о похищении и убийстве немецкого офицера, близкого друга штурмбанфюрера Дикмана из танково-гренадерского полка СС «Дер Фюрер». Дескать, акцию провели участники Сопротивления, указывалось имя конкретной девушки. Милиция проверила донос и подтвердила смерть захваченного офицера. Все ждали ареста и казни той девушки. Но Дикман решил показательно казнить весь поселок. — Эва смотрела мне в глаза. — Девушку звали Элен Жубер. Поселок — Орадур-сюр-Глан. Имя доносчика Рене дю Маласси.

Меня охватил ужас. Вспомнились слова мадам Руффанш: она назвалась Элен Жубер… мы звали ее Розой…

— Не ясно, была ли твоя кузина непосредственным участником Сопротивления, — продолжила Эва. — Разумеется, у нее имелись связи с этим движением, поскольку в нем был задействован отец ее ребенка. Нет никаких данных об ее участии в операциях, но это ничего не доказывает. Возможно, после рождения малышки она отошла от активных действий или просто передавала информацию, полученную в Лиможе, кто знает? Но даже если она не шпионила в «Лете», Рене, видимо, ее заподозрил. С некоторых пор он опасался подслушивающих официанток. — Скупая горькая улыбка. — В любом случае Роза не могла участвовать в похищении и убийстве немецкого офицера — для таких операций отбирают только опытных бойцов. Но Рене хотел от нее избавиться, и потому…

— Донес на нее? — прошептала я. — Но он же мог ее просто уволить.

— Наверное, решил, что так будет надежнее. Он мог бы собственноручно ее пристрелить — для него это уже не было проблемой. Но, видимо, не хотел повторения публичной расправы с поваром. Чтоб не лишиться расположения немцев. Поэтому просто донес на нее, упомянув поселок, в который она ездила по выходным. — Эва задумалась. — Скорее всего, он не рассчитывал, что немцы уничтожат все население поголовно. Но даже если б эсэсовцы пощадили других жителей, твою кузину они бы казнили. По вине Рене Борделона.

Я покрылась мурашками. Фотография жгла мне руку. Я еще раз взглянула на кичливого старика.

— Немцам, которые оборвали жизнь твоей кузины, уже не отомстить, — сказала Эва. — Штурмбанфюрер Дикман, отдавший приказ на бойню, погиб вскоре после высадки союзников — это зафиксировано в документах и подтверждено Аллентоном. Солдаты, исполнявшие приказ, тоже убиты, или рассеялись по послевоенной Германии, или все еще сидят в лагерях для военнопленных. За то, что случилось в Орадур-сюр-Глан, никто не осужден, ничьи имена не прозвучали на Нюрнбергском процессе или позже. Без нового тщательного следствия ты вряд ли узнаешь, кто именно убил твою кузину. Их тебе не достать. А вот Рене — другое дело. Он не спускал курок, но сделал все возможное для смерти Розы.

Я не могла шевельнуться, что-нибудь произнести и даже вздохнуть. Только смотрела на самодовольное лицо на фото. Ох, Роза…

— Я хочу разыскать Борделона, он должен поплатиться за содеянное. — Эва сложила изуродованные руки на груди. — Ты со мной, Чарли Сент-Клэр?

Часть четвертая

Глава тридцать вторая Эва

Март 1916

Брюссель

Суд длился всего один день.

Томительные часы Эве помнились как в тумане. Под конвоем их ввели в величественный зал; Виолетта смотрела прямо перед собой, Лили заинтересованно оглядывала стеклянный потолок, судейские кресла и гордых бельгийских львов, Эва уставилась на свои незажившие пятнистые руки. За истекшее время боль так и не исчезла, она привлекала внимание больше, чем гудение немецкой речи.

Эва посмотрела на немецких военных, чиновников и секретарей, заполнявших зал. Ни одного француза или гражданского на зрелище не допустили. К счастью, не было и Рене Борделона, он не пришел полюбоваться на творение рук своих. Встреча с ним ужасала больше приговора. Приди он, Эва бы рухнула на пол, устланный толстым ковром.