Тут на лестнице образовалось движение, и я обернулся. Четыре человека чинно плыли по ковровой дорожке: один в центре, один впереди, двое сзади. Магический треугольник. Мужчиной, идущим в середине, конечно же, был Лекарь. Это я понял сразу — пусть в полутьме, но все-таки не меньше получаса я ночью его разглядывал. Костюм разорван, лицо разбито, в руке чемоданчик… Его вели туда, к огромной страшной машине у входа, чтобы увезти из нашего мира, чтобы вырвать ему язык, чтобы одним кретином-бунтарем стало меньше. Люди, сопровождавшие его, были в идеальных черных костюмах, модных шляпах, сияющих ботинках. За лацканом пиджака — бросающий в холодный пот значок. Правая рука у каждого покоится за пазухой, готовая в любой момент озлобленно вскинуться и подарить свинцовый заряд кому бы то ни было. Это шагали верные слуги нашей безопасности. Неподкупные стражники нашего покоя. Тюремщики нашей свободы. Тупые физиономии, тупые мысли, тупые желания. Тупые прически и одежда. Все тупое. Тупая бездушная сила — они не понимали, на что замахнулись, а если и понимали, то им было на это глубоко плевать. В выходные, дни им нужен десяток графинов с горячей плюс смачная девочка, а в остальное время — днем и ночью — выкорчевывают из общества настоящих людей. Или они работают без выходных?.. Волшебник заметил меня, но вида не подал. Только равнодушно взглянул в мою сторону. «Поразмыслил, брат?» — спросил он глазами. Я кивнул. «Хорошо поразмыслил?» «Твоими заботами», — так же беззвучно ответил я ему. Лицо его прояснилось: «Вот и прекрасно». Странный это был разговор, но мы друг друга отлично поняли.
Звери, — думал я, следя за ненавистными черными фигурами. Как там пишут в правильных книгах: нацепившие человеческую личину? Все точно! И таким псам надо разъяснять, таких агитировать? Глупо. Опасно. Ты очень верно говорил — нужно бороться. Обрезами, самодельными пистолетами, зубами, когтями — кто чем может. Нужно вычищать наш гниющий мир, пока еще есть кому. Я знаю, ты скажешь, что это террор, а террор — всего лишь способ борьбы слабейших. Наверняка ты имел в виду что-то другое, когда упоминал о чистке — жаль, не объяснил, что именно. Ты скажешь, что грязной тряпкой пыль не вытрешь. Ты мне обязательно все это скажешь, брат, но только после того, когда испытание кончится, и я с тобой соглашусь, не колеблясь. Если мы, конечно, сможем поговорить. Если нам оставят такую возможность. А сейчас — чихать на твои возражения, потому что… потому что…
Значит, так. Я беру тех двоих сзади. Неоценимое преимущество нападать на противника со спины! Преимущество ублюдков вроде меня… Тебе остается один — офицер, шествующий во главе процессии, и у тебя есть то же самое неоценимое преимущество. Правда, охранник у дверей может успеть вмешаться, но его, по-моему, давно хватил столбняк. Ч-черт, смущают меня эти подмышечные арсеналы у товарищей оппонентов!
Спасибо милому дежурному, что вовремя встряхнул мою злость. Это так полезно: завестись хорошенько перед серьезной дракой. Пусть извинит он мою несдержанность, — конечно же, он ни в чем не виноват. Никто в отдельности не виноват, виноваты все вместе… Не хочу быть плесенью, не желаю, чтобы от меня очищали мир! Прочь, страшный сон, отпусти, позволь проснуться… Мурлыкая шлягер, я нащупал влажными пальцами «шило» под ремнем. Я никогда не делал ничего подобного, но у меня есть моя злость — она мне поможет. И когда настал подходящий момент, я постарался его не упустить. Улыбаясь, дал мышцам приказ.
Я точно знал, что с каждым прыжком перестаю быть плесенью.
6. Неопределенное время суток
Бесформенной массой расползалась тишина. Воняло кислым. Граждане сомнительного вида прятались под креслами, из-за телефонной стойки выглядывал ночной дежурный. Охранник, стоявший у дверей, механически засовывал пистолет в кобуру, другой застыл на ступеньках лестницы, оба были бесстрастны — по инструкции. А в центре холла лежали четверо. Один был просто трупом, поскольку кусок свинца вышиб из его головы все лишнее. Ему повезло, он покинул мир без мучений. Двое в черных одеждах неловко ползали, пачкая ковер вязким, вишневым, — эти откровенно умирали. Четвертый забавно барахтался на полу, пытаясь приподняться, он стонал и ругался, и наконец принял вертикальное положение.
— Что произошло? — обратился он к охраннику у входа, обхватив затылок ладонями.
— Этот человек совершил нападение на конвой в целях освобождения арестованного, — отрапортовал тот, указывая пальцем на изувеченное тело. — Я был вынужден застрелить его, мой капитан.
— Понял, — морщась, сказал поднявшийся и горестно склонился над коллегами. — Ребята, как вы?
Ребята помалкивали.
— Лейтенант! — крикнул тот в отчаянии. — Тридцать пятый, скажи что-нибудь!
Лейтенант у его ног беззвучно открывал рот и вяло сучил конечностями.