Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

Когда Леонардо соскакивал с подножки шарабана на тротуар, ему показалось, что какой-то военный в полной форме отошел от второго окна их дома и быстро зашагал к Старой площади; в то же время за окном мелькнуло хорошо знакомое лицо, и юноша узнал одну из своих сестер. Ускорив шаг, он действительно увидел сквозь решетку сагуана, как Антония, его старшая сестра, приподнимает занавес, чтобы пройти в первую комнату через дверь, которая вела в гостиную. Это неожиданное открытие огорчило брата больше, чем можно было ожидать: перебрав в памяти события дня, он убедился со всей очевидностью, что пока он там, в квартале Ангела, любезничал с мулаткой, здесь, в квартале Сан-Франсиско, некий капитан испанской армии ясным октябрьским утром любезничал с его сестрой. Воспоминание о недавно пережитых им приятных минутах, которое, словно светлое видение, все еще витало перед мысленным взором Леонардо, при виде этой неприятной ему сцены стало тускнеть, а потом и совсем растаяло.

Подлинными представителями поколения, социальный и нравственный облик которого мы пытаемся здесь обрисовать, были Леонардо Гамбоа и его товарищи студенты. Поколение это, повторяем еще и еще раз, имело весьма поверхностное представление о том, какое место отводилось родине в мире идей и принципов. Иными словами, патриотизм их носил платонический характер, ибо он не основывался ни на чувстве долга, ни на знании подлинных прав гражданина и свободного человека.

Конституционный режим, который утвердился на Кубе в первый раз с 1808 по 1813 год, а затем, вторично, с 1821 по 1823 год, ничему не научил поколение начала тридцатых годов. Для этих людей пронеслись, словно сон, словно картины жизни иного мира или иной страны, такие события, как провозглашение свободы печати, создание национальной милиции, осуществление принципа всеобщего избирательного права, народные собрания, бурная деятельность «неистовых» и пропаганда ими крайних идей, тайные сборища масонских лож, учреждение кафедры права и политической экономии, лекции падре Варелы о конституции. После каждого из этих двух кратких конституционных периодов над Кубой проносилась волна деспотизма метрополии, которая уничтожала все, вплоть до идеи и принципов, насаждавшихся с таким рвением прославленными учителями и выдающимися патриотами. Ужи успели исчезнуть вольные газеты, брошюры и те немногие книги, которые вышли в свет во время этих двух памятных эпох. Если же и сохранились один-два экземпляра таких издании, то они находились в руках библиофила, которому приходилось прилагать огромные усилия, чтобы спрятать их в укромном месте.

Печать, которая, начиная с 1824 года, подвергалась предварительной цензуре, умолкла на всем острове. Те же немногие газеты, которые продолжали выходить в том или ином кубинском городке или селении, не заслуживали названии органов печати. Осадное положение, в котором с тех пор пребывала страна, не допускало, чтобы обсуждались вопросы, способные усиленно интересовать народ. Говорить о политике, публично или в частных беседах, считалось тяжким преступленном; даже упоминание об отдельных лицах или событиях было строжайше запрещено. Таким образом, минувшие события как на Кубе, так и за пределами ее, революционные попытки внутри страны, отголоски жестокой борьбы за свободу и независимость на континенте — все это для большинства кубинцев было покрыто тайной и предано забвению. К тому же история, которая занимается собиранием и хранением всего, что может пригодиться будущим поколениям, еще не была написана.

Однако не было недостатка в людях, которые и в эти дни поговаривали о решительных действиях и добивались того, чтобы на Кубу поступали известия о событиях, происходивших за ее пределами, которые могли преподать народу его обязанности и напомнить ему о его правах. Именно с этой целью, не желая отставать от других, благочестивый падре Варела издавал с 1824 по 1826 год газету «Эль аванеро», выходившую в Филадельфии, но испанское правительство объявило эту газету листком, ниспровергающим устои государства, и запретило ее распространение на Кубе. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что очень немногие экземпляры этого издания имели хождение на острове. Позднее, а именно с 1828 по 1830 год, там же, в Северной Америке, Сако предпринял издание газеты «Эль менсахеро семаналь», посвященной вопросам науки и литературы, которая по тем же причинам, что и предыдущая, имела лишь ограниченный доступ в Гавану и не оказывала сколь либо значительного влияния на развитие политического самосознания. Из всего, что помещалось в этой газете, одно только нашло себе отклик в сердцах гаванской молодежи: это были, уже упоминавшиеся нами, полемические статьи Сако. Прославленный редактор этой газеты полемизировал на ее страницах с директором Ботанического сада, доном Рамоном де ла Сагра, по поводу его страстной критики на книгу стихов славного кубинского Тиртея — поэта Хосе Мариа Эредиа, — увидавшую свет в Толуке в 1828 году.