Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

Вся по нем исстрадалась душа:

Коль нейдет он — весь день я тоскую,

Коль придет — я сама не своя.

А уйдет — слез унять не могу я.

И. Велардо

Как-то утром, в один из мягких январских дней, сердце Сесилии забилось от внезапного предчувствия, и она сказала себе: «Верно, он сегодня придет». С этой минуты она уже не могла думать ни о чем другом, и работа валилась у нее из рук. Томимая нетерпением, она то и дело вставала со своего места, чтобы выглянуть в окно, словно это могло приблизить желанную минуту свидания, и каждый раз в бессильной тоске вновь опускалась в качалку, стоявшую у противоположной стены комнаты. Казалось, она вся превратилась в зрение и слух, а между тем чувства ее находились в каком-то странном оцепенении, она была как в тумане: прислушивалась — и не слышала, смотрела — и не видела. И когда наконец возлюбленный ее действительно явился, она не сразу осознала это; какое-то мгновение ей чудилось, что не сам он стоит перед нею на пороге дома, в проеме распахнутой двери, и что она видит отражение дорогого ей образа в каком-то большом зеркале. Однако уже в следующую секунду она, раскрыв объятия, бежала навстречу Леонардо и в порыве любовного безумия страстно обнимала и целовала его, не противясь и его объятиям и поцелуям. Старые обиды, помыслы о мести, предполагаемое непостоянство Леонардо и пренебрежение, которым он оскорбил ее, уехав на рождество в деревню, — все в этот миг было забыто. Свершилось чудо: непродолжительная разлука вновь породнила их, словно брата с сестрой, вновь превратила в верных друзей и нежных любовников.

— Ты одна? — спрашивал девушку Леонардо.

— Одна, — тихо отвечала ему Сесилия.

— Ты ждала меня? — с нежностью проговорил молодой человек, обняв ее за талию и не отпуская от себя.

— Каждый день и каждый час! — в страстном самозабвении призналась Сесилия.

— Кто тебе сказал, что я сегодня приеду?

— Мне сердце подсказало.

Он снова поцеловал ее в глаза и в губы и молвил:

— Ты побледнела и похудела с тех пор, как мы расстались.

— Мне пришлось провести немало бессонных: ночей у постели мамочки, и это не прошло для меня бесследно. Да и других горестей было вдоволь…

— Когда заболела бабушка?

— Ей уже давно нездоровилось, весь прошлый год. Но всерьез она захворала в ночь под рождество. Когда я вернулась домой — это было часов около двух ночи, — я нашла ее в сильном жару… Больше она уже не вставала.

— А где же ты была так поздно? — удивился молодой человек.

— В одном месте.

— В каком же это месте?

— Ах, ну в одном месте.

— Ты скажешь мне, где ты была? — спросил Леонардо, сразу становясь суровым.

— А я так жду, чтобы вы мне рассказали, где вы провели все это время, — не менее сурово отвечала Сесилия, платя Леонардо той же монетой.

— Ты ведь знаешь, где я был.

— Да, в инхенио. Вы мне об этом уже говорили. Но, кажется, я не просила вас туда ездить!

— А! Вот оно что! Ты хочешь мне отомстить! Стало быть, ты отправилась развлекаться потому, что была сердита на меня?

— Я — сердита на вас? Очень надо было! А мстить вам — за что? Но только я не люблю, когда меня считают дурочкой, и водить себя за нос я тоже никому не позволю. Вы отправились в инхенио веселиться со своими приятельницами. А я чтобы сидела тут взаперти, как монашка в монастыре? Не слишком ли многого вы захотели?

— Но ведь я же не по собственной воле туда поехал. Мне было бы куда приятнее остаться здесь. Это мама решила увезти меня во что бы то ни стало… Ведь я же тебе говорил.

— Говорить все можно, язык без костей.

— Но я говорю правду.

— Полно! Вы разве сделаны не из того же теста, что другие мужчины? Из того же, из того же самого! Мужчины всегда говорят правду, а то как же! Солгать ведь это грех! Но был ли на свете хоть один из вас такой, что не обманул бы при случае даже самую достойную женщину?

— Не суди о том, чего не смыслишь!

— Не смыслю? И очень даже смыслю, гораздо больше, чем вы думаете! И не родился еще тот умник, что сумел бы меня провести.

— Не болтай глупостей, и оставим весь этот вздор. Ты сегодня только и выискиваешь, к чему бы придраться. Но ведь ты же не хочешь со мною и в самом деле поссориться? Скажи мне, где ты была в ночь под рождество?

— Вы что же — силком меня говорить заставляете?

— Нет, зачем же? Я — по-хорошему, радость моя. Силком мне от тебя и райского блаженства не надо.

— Добро же. Так вот — я была на праздничном балу для цветных в доме Сото, в предместье.

— А как ты туда попала?

— Дошла пешком.

— Я не об этом. Кто тебя туда пригласил? С кем ты ходила на бал?

— Меня пригласил портной Урибе, он был в числе устроителей. А пошла я туда с его женой Кларой, с Немесией и с Хосе Долорес, ее братом…

Леонардо нахмурился: он не смог, да, впрочем, и не захотел, скрывать своего неудовольствия.

— Не рой другому яму, сам в нее упадешь, — проговорила, усмехаясь, Сесилия. — Что же я еще могу вам сказать после того, как вы отправились на праздники миловаться с этой своей деревенской красоткой?