Сесиль

«Как велико и прекрасно море, особенно если смотришь на него с глубоким чувством в сердце! Как это соответствует возвышенным помыслам! Как утешает и в то же время печалит! Как возносит Вас с земли на небо! Как заставляет понять все ничтожество человека и величие Господа!

Думается, я мог бы вечно сидеть на этом берегу, где мы бродили вместе и где, как мне кажется, если поискать хорошенько, можно обнаружить Ваши следы. Сердце мое ширилось от представшей моим глазам картины. Я любил Вас уже не так, как любят люди: я любил Вас, как цветы с возвращением весны любят солнце, как прекрасными летними ночами море любит небосвод, как во все времена земля любит Бога.

О! В эту минуту, Сесиль, — да простит меня Господь, если я заносчиво богохульствую, — меня не страшат события, которые могут разлучить нас, пускай даже ценой смерти. Если все смешивается и сливается в природе: ароматы с ароматами, облака с облаками, жизнь с жизнью, почему же смерти в таком случае не смешаться со смертью? И раз все, смешиваясь, плодоносит, почему смерть, одно из условий существования природы, одно из звеньев вечности, веха в бесконечной цепи, — почему же смерть должна оставаться бесплодной? Бог не сотворил бы ее, если бы ей суждено было стать лишь орудием уничтожения в его руках и если бы, разъединяя тела, она не соединяла бы души.

Поэтому, Сесиль, именно поэтому даже у смерти не достанет сил разлучить нас, ибо в Писании сказано, что Господь победил смерть.

Итак, до встречи, Сесиль, а не прощайте, до встречи, возможно, в этом мире и уж наверняка в ином».

— Да, да, бедный Анри, — прошептала Сесиль, — да, ты был прав, да, конечно, до встречи!

В эту минуту Сесиль в свою очередь услышала крик в комнате маркизы.

Она бросилась туда и столкнулась в коридоре с мадемуазель Аспасией: бледная, не в силах вымолвить ни слова, та бежала к ней.

— В чем дело, что случилось? — воскликнула Сесиль.

Не добившись от компаньонки ответа, она устремилась в комнату бабушки.

Голова маркизы соскользнула с подушек, упав на валик, а рука свесилась с кровати.

— Бабушка! — воскликнула Сесиль, хватая эту руку. — Бабушка!

Рука маркизы была холодной.

Подняв голову бабушки и положив ее на подушку, Сесиль поцеловала маркизу несколько раз, заклиная ответить, но все было напрасно: маркиза оставалась безмолвной и холодной — она была мертва.

Когда мадемуазель Аспасия вышла на минуту, у маркизы случился апоплексический удар.

Все было уже кончено, когда Сесиль, вернувшись, увидела ее.

Сесиль подумала, что маркиза спит, а та умерла, заснула вечным сном.

Но умерла она без всяких мучений, ни разу не пожаловавшись и не шелохнувшись, умерла, как и жила, не задумавшись о смерти, как не задумывалась о жизни; умерла в то время, когда существование впервые могло обернуться для нее трудностями, а может быть, и горестями.

Странно, но если на человека обрушиваются два больших горя сразу, одно из них спасает душу от другого; одно из этих двух несчастий сломило бы Сесиль. Но в борьбе против того и другого она снова обрела силы.

Вероятно, смерть Анри породила у нее некий роковой план, исполнение которого ускорила смерть бабушки.

При виде мертвой маркизы мадемуазель Аспасия заявила, что горе ее слишком велико и потому она не желает больше оставаться в этом доме ни минуты.

Поднявшись с пола у кровати бабушки, где она молилась, Сесиль расплатилась с мадемуазель Аспасией, поблагодарив ее за то, что ни за какие деньги не купишь, то есть за ее внимательное отношение к маркизе.