Сержант и капитан

На следующий день Василий Тимофеевич в конторе вызвал сына к себе в кабинет. Он вынул из кассы двести рублей и вручил их Аркадию со словами:

— Могу я, сынок, приказать тебе остаться дома, потому как родитель твой. Но раз ты не для глупостей каких из дома рвешься, а родину защищать, то я тебя отпускаю. Отправляйся в Москву, в Александровское военное училище. Там открылись ускоренные четырехмесячные курсы для юнкеров. Явишься к капитану Стрельцову, он был моим ротным, по ранению списали, скажешь, что от меня. Года свои скроешь, скажешь, что восемнадцать. А бумаги соответствующие я тебе уже выправил. Никогда себе этого не прощу, но если не отпущу тебя и благословения тебе своего отцовского не дам, ты меня никогда не простишь. Ступай с Богом, простись с матушкой и помни: опозоришь меня, струсишь в бою или швали этой разбуянившейся поверишь — домой не возвращайся, не пущу.

Отец знал, что говорил. Гибель империи приближалась. Но полный благородных устремлений Аркадий об этом не задумывался. Мужчина с виду, в душе он оставался маленьким ребенком и не замечал того, что происходит вокруг Старая Россия летела в тартарары.

На курсы при Александровском военном училище он поступил без труда. Капитану Стрельцову было достаточно услышать имя унтер-офицера Лавочкина, и Аркадий был тут же зачислен. Учиться было не тяжело, большинство предметов — закон божий, русский и немецкий язык, военная история и география были в условиях военного времени отменены. Остались, в основном, муштра и стрельба. Аркашин выпуск должен был состояться в конце октября семнадцатого года, но случился Октябрьский переворот, и Аркаша так и не попал на германский фронт. Вместо этого он попал на войну в самом центре Москвы. Юнкера восстали и почти неделю дрались с большевиками. Аркадий Лавочкин был легко ранен около Никитских ворот. И своего первого врага он застрелил именно там. Цепь большевиков начала наступать со стороны Тверского бульвара. Юнкера, что были с Аркадием, тоже никогда не стреляли в живых людей. Никто не побежал, но никто и не знал, что делать. Стрелять не поднималась рука. Преподаватель тактики капитан Архипцев рявкнул:

— Стреляйте, сукины дети, иначе все помрем!

Офицерский патруль на противоположной стороне улицы открыл по большевикам ураганный огонь. И тут Аркаша решился. Он взял в прицел перебегающего от дерева к дереву человека в черном картузе и потертой рабочей куртке с маузером в руке, сделал небольшое упреждение на его бег и нажал курок. Человек на бегу сложился пополам и упал. Аркаша понял, что убил человека.

Назавтра было объявлено о капитуляции. Старые генералы решили судьбу молодых юнкеров. Аркадию Лавочкину негде было прятаться, у него не было в Москве хороших знакомых, а тех, кто стал друзьями на курсах, поубивали в уличных боях. Природная интуиция подсказала ему, что нужно отправляться домой, хотя в тот момент офицерам и юнкерам казалось, что ничего страшного не произойдет. Все разойдутся по домам, смирятся с новой властью и заживут нормальной жизнью.

Аркадий быстро и безо всяких проблем добрался до дома, но опоздал. Непримиримый характер отца не понравился новой власти. За ним пришли, но он стал отстреливаться из охотничьего ружья. С одной рукой он был плохим бойцом. Отстреливая оба ствола, он отдавал ружье матери, и она перезаряжала его. Об этом рассказал Аркадию отцовский приказчик Макарыч, которого отец во время перестрелки отправил из дома через черный ход. Через десять минут все было кончено. Отец и мать Аркадия погибли, и где их могилы, никто не знает. Дом вместе с конторой разграбили и сожгли. Макарыч посоветовал Аркадию отправляться на Дон, к генералам Корнилову и Алексееву. Так он оказался в Добровольческой армии, в Офицерском генерала Маркова полку. Потом были бои, походы, ранения и долгожданные погоны прапорщика.

С середины восемнадцатого года Аркадий Лавочкин сражался в рядах Марковского полка, который после гибели генерала Маркова стал именоваться Первым Марковским. В июле девятнадцатого года сформировали Второй Офицерский генерала Маркова полк, а в сентябре — Третий. Шестнадцатилетний прапорщик Аркадий Лавочкин получил под командование взвод. А ротным командиром стал капитан Корнилов Иван Павлович. Их третий батальон сражался под Кромами. Тогда-то и случилась история, которая привела Никиту Корнилова на Закромский Хутор.

Здесь Тимофей Васильевич прервался, устав от долгого рассказа, и попросил:

— Потерпи, Никита, я отдышаться должен. Сейчас будет самая главная часть моей истории.

Старик откинулся в кресле и закрыл глаза. Двадцать минут они сидели в полном молчании, затем старик продолжил рассказ.

Когда в Кромах капитан Корнилов отбил у красных саквояж с золотом, реквизированным у буржуазии, Лавочкин помог ему тогда, и капитан отдал Аркадию этот саквояж, чтобы он отправил его в обоз. Лавочкину очень хотелось посмотреть, что же там, внутри, но он посчитал это бесчестным — купеческая закалка взяла верх.