Сержант и капитан

— Я тебя не разыгрываю. Все это правда. Так что решай, я жду. — Никита снова принялся за кампари. Теперь уже без сока.

Даша прижала кулачок к губам, прикусила его, крепко задумавшись. Потом встала и начала ходить по комнате взад и вперед, мыча вполголоса:

— Что делать, что делать, что делать… Ладно. — Она остановилась. — Я решила. Ты мне все рассказываешь, а я уезжаю.

— Хорошо, Даша. Это компромисс, устраивающий всех. Как он мне в голову не пришел.

И Никита рассказал обо всем. О том, как, разозлившись на нее, напился, пошел, пьяный, искать приключений, познакомился с Карандычем и Тыричем, и как Карандыч подарил ему заветную тетрадь. О кладоискателе-американце русского происхождения, о Позднеевых — отце и сыне, о Лехе и Петрухе, о том, как погибли Руслан и Таус, о суете вокруг отеля «Голден-Пэлас», обо всем… Даша слушала завороженно. Ей, создающей образы на бумаге, это казалось чем-то невообразимым. Здесь, рядом, на соседней улице идет настоящая жизнь. Люди стреляют друг в друга, ищут сокровища, находят старинные дневники. А она пытается вымучить правдоподобную авантюру, и ей ничего не удается. Это обидно и несправедливо.

Все еще хлюпая носом, во время всей Никитиной тирады Даша только качала головой. Потом встала, пошла в коридор и принесла ключи:

— Вот, ты прав. Все именно так и сделаем. Но только при одном условии — если ты пообещаешь держать меня в курсе всех дел. Договоримся так: ты будешь мне звонить каждый раз вечером, после десяти. Я поеду к маме в Подольск и оставлю тебе ее номер телефона. А сейчас пойдем спать. Я так устала.

— Постой, — удержал ее Никита за руку. — Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

— Хочу, — тихо ответила Даша. — Наконец-то ты спросил. Как только ты вернулся, я передумала устраивать свою жизнь.

Богатый воздыхатель получил отставку. Попробую устроить свою жизнь с тобой. Хотя думаю, вряд ли это получится.

Утром за завтраком Даша долго объясняла Никите, что соседи не любят громкого шума, что телефон лучше не брать, потому что ей звонит очень много самых разных людей из московского бомонда и нет никакой необходимости, чтобы Никита объяснялся с ними.

— Вот это правильно, — заметил Никита и выдернул телефонный провод из розетки. — Связь по мобильному.

Затем Даша долго объясняла преимущества ее микроволновки, показывала режимы включения разогрева, гриля и конвекции, объяснила, как пользоваться посудомойкой, вытащила на середину зала пылесос, похожий на робота R-2 из «Звездных войн», и показала, на какие кнопки ему давить, чтобы он был послушным и трудолюбивым. После всего этого она взяла пульт от телевизора и уже было приготовилась показать, как включать и выключать и его, но тут Никита прервал ее инструктаж:

— Обещаю тебе телевизор не включать, и компьютер тоже. А если все-таки понадобится по необходимости, то обязательно тебе позвоню и проконсультируюсь. Будь спокойна. Все. Прощаться не будем. Я ухожу. Ключи у меня. Когда доедешь до мамы, перезвони мне.

Даша проводила его до дверей и напоследок сказала:

— Ты выглядишь слишком уверенным. Смотри, это погубило много хороших людей. Я не буду говорить тебе, чтобы ты был осторожен, но постарайся, по крайней мере, не взорвать квартиру.

Никита пообещал этого не делать и вошел в лифт. Спустившись на первый этаж, он остановился перед входной дверью, глубоко вдохнул спертый подъездный воздух, задержал дыхание и выдохнул. Вчера он ведь так и не понял, следили за ним или нет. Никита перекрестился и вышел наружу. ХВОСТА ВРОДЕ НЕ БЫЛО. Вот фраза, которую он ненавидел. Сразу чувствуешь себя кретином из кретинского фильма про шпионов-кретинов. А с другой стороны, точнее не скажешь. Но с третьей стороны, так мог сказать и бульдог, если бы обнаружил, что его душа переселилась в колли…

Он не пошел к Курскому вокзалу, туда, где высадили его вчера телохранители, а вышел по Старобасманной на Садовое кольцо и направился в противоположную сторону. Это показалось ему хорошей идеей для того, чтобы у Алексея с Петром было меньше возможностей вычислить, где он провел ночь. Он вроде бы им доверял, но обилие таинственных происшествий, случившихся с ним за последнее время, говорило только об одном: никому нельзя верить полностью.