Сел за руль. Машина завелась легко и послушно, словно и не обижалась на то, что посторонний человек выместил на ней всю свою злобу, всю свою боль и ненависть.
42
Когда Сергеич к сельскому кладбищу подъезжал и уже очертания церкви на фоне темного неба видел, выскочила ему навстречу с сиреной и мигалкой «скорая помощь». Успел он к обочине прижаться, пропуская машину, и показалось ему, что в кабине «скорой» рядом с водителем учитель Михалыч сидел.
«Вот те на, – удивился пчеловод. – Чего это он в больницу?»
«Четверку» под забором Гали остановил. Выбрался, задумчивый взгляд на уличный фонарь бросил. Калитка слишком громко скрипнула, открываясь. Придержал ее Сергеич, за собой аккуратно прикрыл. Все-таки ночь!
А через час она снова скрипнула, когда вышли они оба со двора на улицу. Глаза у Галины были мокрые, слезы по щекам текли.
– Ну как же ты теперь? С такой машиной? – прошептала она горестно.
– Он и ульи пытался порубить, но сил не хватило! – выдохнул пчеловод.
– Беда-а, – протянула Галина. – Мы с ним еще нахлебаемся. Он ведь и бухгалтеру сельсовета во двор гранату неделю назад кинул. Хорошо, что не взорвалась! У него долг за воду! Огромный!.. А как выпьет, кричит, что это ему все должны, а не он!
– Так а мне что делать? – опять повторил свой вопрос Сергеич.
Он дважды уже спрашивал Галиного совета. В доме, за чаем. А она только пожимала плечами и смотрела на него печально, как на родного покойника.
– Лучше уехать тебе, хоть на время, – наконец сказала. – Может, арестуют его, посадят… Тогда я тебе сразу позвоню. Ты только недалеко, под Мелитополем есть места красивые, с санаториями и речкой…
Сергеич перевел задумчивый взгляд с Галины на лампу уличного фонаря, бросавшего конус света на дорогу и часть Галиного забора с калиткой. Этот же фонарь хорошо освещал побитую машину, и от ее вида пробирали Сергеича стыд и боль. И еще обида давила на него и изнутри, и словно сверху, с неба. Заставляла сутулиться. Он заранее боялся взглядов в свою сторону от других водителей. Заранее боялся «гаишников», просто прохожих, которые могли при виде его «четверки» без стекол поднять с дороги камень да и кинуть вслед ему и его машине.
«До рассвета часа три, да и в первые пару часов после рассвета машин на дороге мало, – думал Сергеич. – Надо спешить, надо быстрее уезжать!»
К ульям подъехал он, слушая через разбитые стекла тарахтение Галиного мотороллера, едущего сзади. Вместе они поставили на колеса прицеп. Сергеич в ульях летки позакрывал, а потом поставили они с Галей их на прицеп стенка к стенке. Стянули ремнями. Остальные пожитки в багажный отсек сложили.
– Ты потом посмотри тут, – попросил Галю пчеловод. – Если что оставил – забери и сбереги! Я же вернусь?
– Вернешься, вернешься! – успокоила его Галина.
И только услышав ее заверения, понял он, что не спросить ее хотел, а наоборот – успокоить. Но что-то в его голове, видимо, не так пошло.
И снова, только уже медленнее и аккуратнее, выехал Сергеич к асфальту. На повороте остановился, выключил двигатель.
Обнялись они с Галиной на обочине, в тишине ночной. Стояли минуты две. Молчали.
– Ты позвони, когда прибьешься где, – прошептала Галина ему в ухо. – Если не очень далеко – приеду, продуктов привезу!
Он кивнул и провел носом по ее виску, зацепив холодное ушко и ощутив холод золотой сережки. Сладко-горький запах ее волос стал таким отчетливым, что показалась ему в этот момент Галина самым близким и родным человеком. Не хотелось отпускать, но руки ослабили объятия. И она вышла из них.
Сел он за руль, оглянулся на Галину, на ее мотороллер. Помахал рукой. И поехал.
Пустая дорога успокаивала, почти убаюкивала, но спать Сергеичу не хотелось. Выехал к развилке: прямо – на Донецк, направо – Мелитополь. Остались позади и другие повороты, ведущие, должно быть, к укромным, тихим уголкам, где можно и палатку разбить, и ульи поставить и где, наверное, никто бы не вмешивался в его с пчелами тихую и никому не мешающую жизнь. Но дорога звала своей пустынностью и ночной податливостью дальше, словно «дальше» обозначало «лучше». И вдруг большой указатель блеснул в свете его фар, и там, в самом верху над стрелкой, обозначающей главную дорогу, появилась надпись «Симферополь».
«Это что, я почти до Крыма доехал?» – испугался Сергеич. Только испугался радостно, словно десять гривен на дороге нашел.
И вспомнил крымского татарина Ахтема, с которым много лет назад на съезде пчеловодов подружился. Он ведь уже вспоминал его недавно, зимой. И даже позвонить ему пытался. Видно, не зря вспоминал!
«А что, если к нему? – подумалось. – Адрес его у меня есть. Записная книжка с ним на дне багажного салона в сумке вместе с другими бумагами и документами лежит. Татары, они, говорят, хлебосольные, хоть и не нашей веры! Примут! Да и мне что? Мне к ним в дом не надо, мне бы только палатку поставить да ульи!»