Сервантес

Перу Фелисьяно де Сильвы принадлежит такое эпигонское произведение, как «Хроника двух самых доблестных, могучих и непобедимых рыцарей дона Флорисела Никейского и стойкого Анаксарта» (1532) и другие подобные «Хроники». К. Державин справедливо отмечал: «С Фелисьяно де Сильвой в историю рыцарского романа вступил ловкий литературный ремесленник, создатель сенсационных сюжетов и вульгаризатор тех основных тем и мотивов, которые со своеобразным и по-своему убедительным пафосом были утверждены на страницах „Амадиса Галльского“, „Тиранта Белого“ и некоторых близких к ним по времени романов. Начиная с Фелисьяно де Сильвы, рыцарский роман становится литературой дворянской обывательщины, культивирующей дешевые эффекты мнимопоэтической речи, еще более дешевую машинерию рыцарских авантюр, претенциозную куртуазность и слащавую „чувствительность“ повествования. Являясь популярной рыночной литературой своего времени, романы Фелисьяно де Сильвы и его последователей, к числу которых принадлежит большинство авторов рыцарских историй сороковых — шестидесятых годов XVI века, не лишены, однако, некоторых специфических идейных черт».

В последней четверти XVI века испанский рыцарский роман, представленный сочинениями в традициях Фелисьяно де Сильвы, окончательно вырождается и вульгаризуется. До бесчисленности разрастается пантеон героев — «размноженных фигур шаблонного рыцарского типа». Однако популярность этого чтива вовсе не падает, число изданий подобного рода растет, с 1580-го по 1604 год вышло около 45 рыцарских романов. Таким образом, Сервантес как раз вовремя подоспел со своим «Дон Кихотом». В Испании второй половины XVI века рыцарские романы имели огромный успех. Ими одинаково зачитывались представители всех классов и сословий: короли, гранды, идальго, купцы, ремесленники и даже крестьяне. По популярности этот литературный жанр можно сравнить с телевизионным жанром конца XX века — «мыльными операми». Сериалы в России, например, смотрят все, от мала до велика, невзирая на образование и социальное положение. По существу это те же рыцарские эпопеи, только соответствующие интеллектуальному и индустриальному развитию общества и более дифференцированные. Для женщин — это бразильские «мыльники», для мужчин — «Крутой Уокер», для детей — «Дядюшка Скрудж и К» и т. д. Об ошеломляющем успехе у читателей романов о похождении рыцарей сохранилось множество свидетельств современников. Фразы типа «нам казалось, что мы попали в такое место, о котором читали в рыцарских романах», «…мы были поражены и говорили друг другу, что город этот походит на описываемые в книге об Амадисе очарованные места…» и тому подобные сплошь и рядом встречаются в самой разнообразной литературе этой эпохи. И всем было абсолютно понятно, что значит «очарованные места Амадиса». В «Дон Кихоте» также имеется множество мест, демонстрирующих вездесущность рыцарских романов. Например, в главе 1: «Не раз приходилось нашему кабальеро спорить с местным священником (даже священники! — А. К.)^{162} о том, какой рыцарь лучше: Пальмерин Английский или же Амадис Галльский. Однако маэсе Николас, цирюльник из того же села, утверждал, что им обоим далеко до рыцаря Феба, что если кто и может с ним сравниться, так это дон Галаор, брат Амадиса Галльского». В 32-й главе 1-й части Сервантес не только демонстрирует широкое распространение рыцарских романов, но и их различное восприятие:

«— Не понимаю, как это могло случиться (говорит хозяин постоялого двора. — А. К.). По мне лучшего чтива на всем свете не сыщешь, честное слово, да у меня самого вместе с разными бумагами хранится несколько романов, так они мне поистине красят жизнь, и не только мне, а и многим другим: ведь во время жатвы у меня здесь по праздникам собираются жнецы, и среди них всегда найдется грамотей, и вот он-то и берет в руки книгу, а мы, человек тридцать, садимся вокруг и с великим удовольствием слушаем, так что даже слюнки текут. О себе, по крайности, могу сказать, что когда я слышу про эти бешеные и страшные удары, что направо и налево влепляют рыцари, то мне самому охота кого-нибудь съездить, а уж слушать про это я готов день и ночь.

— Да и я их не меньше твоего обожаю, — сказала хозяйка, — потому у меня в доме только и бывает тишина, когда ты сидишь и слушаешь чтение: ты тогда просто балдеешь и даже забываешь со мной поругаться.

— Совершенная правда, — подтвердила Мариторнес, — и скажу по чести, я тоже страсть люблю послушать романы, уж больно они хороши, особливо когда пишут про какую-нибудь сеньору, как она под апельсинным деревом обнимается со своим миленьким, а на страже стоит дуэнья, умирает от зависти и ужасно волнуется. Словом, для меня это просто мед.

— А вы что скажете, милая девушка? — спросил священник, обращаясь к хозяйской дочери.