– Слышь, Александр Владимирыч, мы тут с мужиками погутарили… Вот детишки наши у тебя работают, забесплатно, а это не по справедливости будет. А то они у тебя забесплатно работают, рыбу ловят, на огороде опять же – а это, стало быть, убыток один – второй мужичонка тоже собрался с духом и мысль продолжил:
– Мы так решили: забесплатно это дело не пойдет, так что вот наш приговор: три копейки в день с головы. Справедливо это будет.
Так, хитромудрые крестьяне решили резко поправить свои финансовые дела. Молодцы! Давайте все так делать! А то у меня дюжина детишек надрываются ложками по котелку ворочать – и все забесплатно.
– Так, Миша и Таня, вы сейчас идете домой и больше ко мне не приходите. Только пообедайте сперва. А вот это – чей отец?
– Мой – робко отозвался парнишка, всего дня три как начавший бегать со всеми на рыбалку, я ещё и имя его не запомнил, Ваня, что ли?
– И ты тоже поешь – и домой иди. Извините, ребята, отцы ваши не согласны, чтобы я вас тут бесплатно кормил. Коль, отдай им сегодняшнюю долю рыбы, завтра сами ее уже делить будем. И все остальные, кроме соседей – сегодня последний день. Поужинаете – и все. С завтрашнего для мы и вшестером справимся.
– Эй, погодь, Александр Владимирыч… – начал было Харченко-старший – ты это, того…
– А чего годить-то? Вы предложили – я согласился. С завтрашнего для за каждого ребенка, за которым следить буду и кормить – три копейки. – Посмотрев на Таню, которая уже расплакалась, добавил: – Ну, за девчонок я и по две копейки согласен. Если за месяц сразу платить будете, то дешевле возьму: за парня семьдесят пять копеек, за девчонку – пятьдесят. А то и правда – чего это я с ними забесплатно вожусь?
– Так мы это… – неуверенно замычал второй мужик.
– Всё, мое предложение – окончательное. Дальше – решайте сами, а мне впустую языком молоть некогда, работы много. До свидания, всего вам хорошего. Так, ребятишки, быстро рыбу поделили – и приступаем к еде. Кто сегодня дежурный?
Дежурный у меня был. Положено молитву перед едой прочитать, а я-то ни одной и не знал. Так что сделал просто: один из старших ребятишек был "дежурным по молитве". Сегодня, как на грех, "дежурной" была как раз Таня. Она, глотая слезы, что-то прошептала, и мы "приступили к трапезе".
Грустная была трапеза. Ошарашенные мужики молча ушли, а Ваня – точно, вспомнил я его имя – очень печально сказал:
– Не заплатит папаня, откуда у него столько деньжищ-то? – и заплакал.
– Так, никому не плакать. Денег ни у кого нет, я и сам знаю. Но родители ваши дня через три сами прибегут, просить чтобы я обратно вас в свой отряд взял – и я возьму. Так что потерпите до конца недели – и отцы вас сами сюда за руку приведут.
Ваня плакать перестал, но, хлюпая носом, спросил недоверчиво:
– С чего приведут-то? Он денег хочет, а ты сам с него денег хочешь взять.
– Ты у меня сколько тут? три дня?
– Пять уже…
– Вот и смотри: пять дней ты приносишь домой по полтора фунта рыбы. Сам сытый, других кормишь. А теперь приносить перестанешь, и сам голодный останешься. Отцу-то рыбы небось снова захочется, а у погромских покупать – денег надо. Вот он и придет просить, чтоб назад я тебя взял.
Таня слушала, приоткрыв рот и забыв даже есть:
– И наш папаня нас приведет? – за эту пару говорила всегда она: ей уже почти девять было, а Мишка – на полтора года младше.
– Приведет. Всех приведут. Только договариваемся так: до следующего воскресенья, или пока отцы сами ко мне не придут, ко мне не бегать. Всем понятно?
Все закивали головами, а маленькая Оля спросила:
– И нам не приходить?
– Тебе – приходить, мамка ваша ко мне вас отнимать не придет.
Оказалось, что жадность (или рачительность) крестьянскую я сильно недооценил. Харченко-старший появился у моего крыльца уже через день, в воскресенье, сразу после обедни в церкви:
– Александр Владимирыч, извиненья просим. Неправы мы были, насчет денег… Возьми обратно детишек в помогальники. Бес попутал, истинное слово, плату с тебя просить. Твоя правда – ты детишек и кормил, и хоть какому делу учил… Только вот где ж я возьму деньжищ-то? Может так сговоримся – зерном возьмешь? Есть у меня зерна маненько. Али еще чем – а не набрать мне денег-то… – голос его был заискивающий, но глаза были такие хитрые-хитрые.
– Ну, наверное можно и договориться. Пуд муки пшеничной, два фунта постного масла, двадцать крынок молока – молоко по крынке через день носить, и пять цыплят, курочек, до сентября еще и денег полтину – и до осени я твоих двоих забираю в отряд.
Предложение было гораздо выгоднее предыдущего: пуд муки – если свое зерно мололось на одной из ерзовских мельниц – стоил в слободе не больше рубля, максимум полтора – если мука "ситная", то есть просеянная через сито. Молоко по копейке-полторы за крынку шло, да и не покупал его никто. Масло – еще копеек двадцать. И гривенник суточные цыплята. То есть предложение мое было максимум рубля на два – за три месяца. Ну, еще полтину осенью. А рыбы детишки домой таскали по рыночным ценам копеек на семь, а то и десять в день.
– Так нет у меня цыплят-то, не сажали наседку…