Серпомъ по недостаткамъ

У давешнего железнодорожного инженера денег я не взял по одной простой причине: я не знал, что с ними делать. Ну разве что еды купить – но ведь деньги тогда и закончатся, а мне нужно было эти деньги зарабатывать. В Ерзовке заработать было невозможно: сельской работы я не знаю и делать ничего, кроме как копать – не умею. Но копальщиков таких тут и без меня хватало. С металлом работать? Да, тут я кое-что сделать могу, из остатков "плуга" соседским детишкам даже лопатки сделал, "почти настоящие" – маленькие у меня остатки были. Но "остатки" у меня уже закончились, да и по металлу тут и без меня есть кому работать: в слободе семь кузниц, десять кузнецов – и любой кузнец в этом деле куда как лучше меня. Да и кто поделки мои купит-то? Дорог для селян металл, тут почти у всех лопаты, чтоб грядки копать – и то деревянные.

Хотя железные и лучше. Оленька вон как своим совочком копает! Невелика конечно у нее грядка, но редиска уже растет. А у меня растет, кроме всего перечисленного, еще и три подсолнуха. В кармане сумки нашел четыре семечка, и три – проросли. Тоже польза, но до осени пока еще далеко, так что и полузгать нечего. Впрочем, лузгать и некогда, работы хватает на весь день. Земля-то на моем огороде – вовсе не чернозем, невероятным плодородием не пышет. Но рядом тракт, и по тракту вовсе не Камазы с Жигулями катятся. Так что сколотил я пару ящичков на манер плотницких, и таскал с тракта переработанное современными транспортными средствами топливо. Я и раньше таскал, грядки у меня всяко уже удобренные, но подкормить чуть позже – не помешает: урожаем я же кормиться потом и буду. А кормиться все же всяко лучше не впроголодь, про тутошние зимние рационы мне Евдокия уже рассказала.

В городе работу искать – тоже занятие малопродуктивное. Инженеру Архангельскому я представился как "тоже инженер", но, честно говоря, с точки зрения инженеров нынешних я элементарных вещей не знал. Так что какой я инженер? Слесарь я по нынешним временам, причем начинающий слесарь, и не очень наверное даже умелый. И остается мне (надеюсь, что только "пока") лишь сельское хозяйство. Причем вовсе не потому даже, что я "лучше знаю", а лишь потому что у меня семена гораздо лучше нынешних. Так что решено: остаюсь пока "на земле", а там – посмотрим.

Семнадцатого апреля мне удалось провернуть "сделку века": удалось заработать полтинник используя "будущие" инструменты. У одного из местных богатеев сломалась "хранцузская" сеялка, и кузнец прибежал ко мне за помощью:

– Александр Владимирыч, ты хоть глянь – как ее чинить-то? Мы сами починим, но как – не поймем, а ты погляди и скажи, что делать. Мы тебе и денег заплатим, только помоги! Он сказал, что если до полудня починим – вдвое заплатит…

Денег – это хорошо. Оказалось, что лопнул один из болтов, которым крепился зерновой ящик – видать, перекаленный болт поставили. Ящик перекосило, и зерно из него больше не высыпалось. Кузнецы, впрочем, с этим и без меня разобрались. Ремонту – на пять минут, но проблема была в том, что для замены сломавшегося нужно было сначала отвернуть четыре других болта, которыми колесо крепилось – чтобы ухватить и вывинтить обломок, а с клещами кузнечными туда не подлезть было. С ключами же гаечными в кузнице было неважно: все же кузница, а не автопарк. Так что я минут за пять торцевым ключом (сеялка была французская, так что болты, как и ожиалось, оказались метрические) что нужно – отвернул, через полчаса – завернул обратно, и полтинник оказался у меня в кармане. Хороший такой полтинник, большой, тяжелый – но один. Жалко, что на все село сеялок таких штуки три всего.

Однако полтинник – это уже серьезные деньги. Одного пшена можно купить пуда полтора. Не пшена – проса, но уж очистить его – нетрудно. Можно и пшена пуд купить. А можно и не покупать – три пуда еще есть, а рыба – она вполне себе питательная. И много ее – вон, полторы дюжины детишек с моей рыбы кормятся, еще и остается на зиму запас сделать. Но – себе сделать, не на продажу: мужики говорят, что в Царицыне сейчас половина российской рыбы солится на зиму, и с купцами-миллионщиками мне конкурировать трудновато будет.

Раздумывая на тему, куда бы "выгодно вложить" свалившееся на меня богатство, я вернулся из кузницы домой. Ребятишки сидели на бревне, уложенном перед Димкиным домом, и ждали меня: вареная рыба была уже готова, но без меня есть не начинали. Однако сегодня кроме детворы у дома стояли и двое мужиков. Одного я мельком знал: отец Мишки и Таньки Харченко, эти двое в моей "команде" почти с самого начала, а Таня – вообще первая начала на всех уху готовить. Другого мужика я не знал, но – судя по нахохлившимся пацанятам – он тоже был чьим-то родителем. Харченко жил, как и Дима, на Шиловке – улице, проходящей вдоль Сухонькой балки (того оврага, верх которого я превратил в пруд), был – по местным понятиям – моим "хорошим знакомым", и потому первым начал именно он: