Серп демонов и молот ведьм

Не подозревал, однако, чуть стравивший при начальнике гордость мачо, что время случайно выкрутило своими шулерскими пальцами из колоды событий и притащило под дверь этого отстойника резюме и отбойника карьер еще одну недобритую карту в образе человека из проходной вохра Горбыша. Бывший человек у турникета не всегда нынче тусовался в низах, стали поручаться ему и всякие делишки и поважнее, где надобна была заместо тяжелого ума смекалка, а супротив напора мертвый афронт, и теперь он был опять позван и ринулся, буксуя на чистых влажных лестницах, вверх.

Секретарша кадровика отвалила по неизвестной нужде, и Горбыш тут же приземлился у двери снаружи в позе бабы, а потом и с удовольствием сунул ухо в дующую снизу щель. Он был в форменке с сияющими пуговицами, но в личной кепке, которую для тепла подстелил под щеку. День сегодняшний для Горбыша во всем сиял и улыбался, хоть и побрякивала тяжелой мелочью голова.

Вот вчерашний, неудачный, хотелось вохру поскорей бы позабыть-позабросить. День на день, как горшок на плетень. Со вчерашнего утра не задалось, сломалась мотоциклетка с коляской, и Горбыш в сердцах назвал ее «инвалидной сестрой» и пнул ботинком, представляя нелюбимую родственницу, в бок. Тут же ботинок проткнул гниль, и нога застряла. И весь день так. В транвае худая баба без тела в лживой лисе стала водителю стучать кольцами и, отвлекая от обзора, орать – в салоне, мол, холод и смрад. Ей Горбыш и сказал: чего тебе, мол, тут транвай или перину подавай, да еще с молодым танцующим негром на простыне. Худая стала еще пуще на Горбыша орать своими культурными белыми губами, но вохр сдержался и пошел только проводить, когда крикливая взялась слазить, чтобы ссадить ее, как надо. Но испугался прилюдно, и тетка слезла, тоже, правда, сильно упав. Стоя над орущей, Горбыш уж точно захотел толкануть ее ногой в позвонок, но устыдился очень: себя устыдился, такого несмелого, что огляделся и крепко не ссадил вовремя, еще на транвае. Не день, а плевок в фортку.

Теперь же, под дверью, Горбыш радостно проводил начавшиеся двое суток через трое. Мотоциклетка завелась и сейчас гордо ждала хозяина на задах газеты. Дыру в коляске вохр удачно заклеил старым, найденным в коптерке возле турникета вымпелом социализма «За успехи на поприще…», и коляска радостно засветилась красным с золотым Ильичем посередке. И слыхать тут было хорошо, хоть ветер из щели тянул насквозь через уши.

Господин хороший Моргатый сначала быстренько обрисовал командиру все дела: мол, наблюдаемость в газете не ослабевает. Лизавета Петровна содержится в порядке, хоть иногда и блажит.

– Так она всегда блажит, для этого и сделана, – хохотнул кадровик. – Но это уж пусть в Администрации разбирают полеты, – посерьезнел, – сами знают ихнее хозяйство.

– Сопроводил тут ее в эту злачную житницу, на «Воньзавод», – заявил Моргатый развязно. – Ну ведет себя наблюдаемо, сверх своей меры не дурит. Порочащего в объеме пока не имею. Человек предсказуемо ласковый, – нагло соврал Моргатый.

– Ладно, – тюхнул кадровик. – Осуществляйте в разрезе и дальше. Да, еще. Пойдете тут послезавтра от лица и корпуса газеты на заседание ученых по проблемам. В земельный научный институт академиев. Вот приглашение-пропуск. Осмотритесь, в дискуссии не лезть, в драки на почве нанонеприязней. Значит, ясно?

– Вот, принес тут, как разрешили, – тонким голосом выполнившего чистописание с одной кляксой отличника заикнулся Моргатый.

– Чего это еще?! – неохотно напрягся начальник.

– Вот… мечтаю. Многосериечку, как докладывался. На родном ТОТАЛЬ ТВ. Сценарий пальчики обсосешь. «Остаться в Ж. Часть 3». Дорабатываю последние… линии. Очень густо.

– А кто это… Ираида? – спросил тайным голосом шеф, шурша листками.

– Такая… такая! Ни дать ни взять. Страшно писалось, боялся заразиться даже через бумагу.

– Ну это можно! – хохотнул старпер. – Пока, – добавил в серьезе. – Через тиливизир не подхватишь. Ладно, рассмотрим.

– Мне бы… – замекал обычно визжащий по-шакальи Моргатый, – наверх бы, в телевизионных коридорах пошаркать… пооб… попривыкнуть. Может… Главный Человечище на меня бы… издали поглядел. Как я… внешне гожусь к вводу на большой экран? Я созрелый.

– Пока здесь трись. Все о тебе знают как годном. В основе. Нынче здесь, завтра… За Катериной Петровной приглядывать сторожко. Данные есть?

– Ходила, – тихо, как из могилы, донесся Моргатый. – Проявляет к этому… сочинителю науки… Сидорову козлу. А она… что?

– Все, закончили мнения. Ты тут осторожней, – скомкал кадровик. – Степ влево-вправо, и на всех кальсоны затрещат… Погоны заскрипят. Сменишь свои тысячные мокасины на испанские сапоги. Нос суй, если нечего уже, только до запаха духов. Усек? Все!

И почти в этот же момент раздался треск, и вохр получил сильнейший сшиб головы с дверью. И гудящая и тлеющая с утра башка тут же исправилась, прояснилась до прозрачной. Чем не чудной день?!

– Ты чего здесь, Горбыш? – с нежным ужасом спросил отодвинувший его дверью и. о. ответсекретаря. – Ты чего тут позабыл корытить?