Серп демонов и молот ведьм

– Вон сволочи девки, все эти «Дебелки», «Телки-волки», поешь за них в три октавы, дублируешь голос, синхронизуешь, давишься за пенсию, на одних фонограммах второй рак легких заработала, а эти бляди: как на концерт, так трясогузки сами в линкольнах и под софитами, с концерта – на распальцованных джипах, а я – вечно на трамваях со старухами подагровыми и на последних метро. Ну скажи! – Н. пожалел примадонну, как сопутницу по несчастьям. Плату, кстати, за проезд худая, как штопор, контролерша взяла у возмущенных мокрых хористов и литератора двойную, сообщив: «В один конец идет транспорт, потому и две цены. Обратно чешите сами, или на пароходе».

«На каком пароходе?» – размышлял литератор, лежа на боку и очухиваясь на траве, когда транспорт выкинул их, как мясорубка, возле свежеструганой остановочки у свеже-вспаханного разворотного круга сельца Ничаево, в виду симпатичных развалин церковки русского барокко. Сельцо Н. очень понравилось, и настроение ограбленного автора пошло на поправку. Тучу полезного для подсматривающего за жизнью через замочную скважину словесности литератора удалось разглядеть Н. Огромное шоу-празднество объяло его необъятное воображение, словно клыкастый слюнявый рот маленькую сладкую малинку.

Уже на площадочке увидел он базарчик, развернутый местными повылезшими, как саранча, старушками, единственными живыми свидетельствами нацпроектов «Здоровье старых» и «Копи генофонд». Наряженные доходяги подтащили на газетки, надеясь на приезжих, вареные кукушьи яйца, бутылочное волшебное от сглаза молоко черных коз, разные сэндвичи неизвестной этимологии, а также домашнюю выпечку с выдаваемыми за изюм тараканами.

В кругу старух, толкая друг друга в бок и выпихивая, важно вышагивали двое: целитель руками, болтающий ладонями над старухами и щерящий хитрые чумачьи глазки, а еще староста безвестного прихода с банкой, величественно звенящий голосом: «Еретик, отбивает паству от веры, схимник… химичишь тут, двоеженец… не идите под руку его, бабки – чернокнижник-марсист». В ответ рукоположенец стал пассовать кистями над головой плотного, но низкого соперника, на глазах толпы вгоняя его в жидкую землю по галоши. Пожилые, замиряя разночинцев, запричитали: «Куды… куды ж… не собачьтеся… земля широка, всем боженькам место сыщем… вона рученьки каки, в секунду с молока смятану сбил, кудесник… под однем царем ходим…» Между старух бегала немного детвора и местный слабоумный паренек Веня, пытавшийся сунуть под ладони мага переметную суму защитного окраса, видно с пескарями или водорослью.

Далее Н. прошествовал мимо обломанной колоколенки, верх которой стыдливо прикрывали реставрационные картонки от отечественных телевизоров, и вступил на короткую, метров в двести, но зато главную и единственную деревенскую улочку между рядами пестрых деревенских избенок, украшенных по случаю всякими веющими лентами, свежекрашенными скворечниками и лежащими на лавках перед калитками ранними не устоявшими на ногах. Деревенская дорога преображалась на глазах – ковырялся, разравнивая метровые ухабы, как малолетка с совочком, карликовый «Мицуи», и на двух разных сторонах ухабов две бригады тружеников – ходжентцы и Карабахцы, вяло крутили лопатами кучки гравия, а их старшины сошлись посередке и, размахивая руками, делили фронт работ: «Бакщищ… агдам… рубля… дай… иди…»

И вот, уже приблизившись к эпицентру событий, литератор Н. наконец узрел настоящее деревенское чудо. На узкой площадке, зажатой подслеповатыми с закрытыми ставнями домиками, развернуты были на грузовиках-платформах «Урал», невесть как пробравшихся сюда, дислокации двух противустоящих художественно-политических армий, над которыми реяли полотнища «СВОИ» и «НЕ ВАШИ». Всюду стреляли лопающимися лампами софиты, змеились горынычами кабели и метались одичавшие телевизионщики с наплечными «Бетакамами», отдавливая себе и обезумевшим шавкам лапы. Праздник развертывал свои знамена на глазах, и было одиннадцать часов с лишком.

Причем почудилась литератору какая-то удивительная сплоченность, синхронность и слияние противных друг другу сторон в ненависти между явно противоборствующими перформансами. Там, где «свои», небольшой церковный хор выводил для паствы пасторальные мотивы, а напротив, где «не ваши», лабухи пробовали через оглушительные усилители свои гитары, девчата из «белок-стрелок» охорашивали называемые юбчонками носовые платочки и пробно вихлялись перед публикой, в то время как их радиоинженер, всовывая в читалку диск с фонограммой, хрюкал в микрофон: «И раз, и два…» Но тут вышел к противоположному микрофону серьезный человек сановник Гаврилл и оглядел стойбище. Снизу, в соответствии с палочкой неизвестного сценариста, возле военных колес грузовиков, выбралась процессия митингующих с плакатищами. Ученые люди, профессор Скатецкий, заблав… завлаб Ойничевич и кандидат Дудушко тащили белые, слишком мелко простроченные буквицами и не по росту им плакатища-лозунги: «От науки долой руки непомазанников… Святой

Грааль – в лабратории ученых!.. Грязных свиней “Воньзавода” на научно-лечебные свечи».