Серия «Доктор Дэвид Хантер»

— Не знаю… Все на грани…

У меня перехватило горло.

— А ты и Алиса?

Ее улыбка полна тепла.

— Все хорошо, за нас волноваться не надо.

— Мы ведь… больше не увидимся?

Она тихо заплакала, все еще улыбаясь.

— Нет. Это тебе уже не нужно.

И у меня по лицу покатились слезы.

— Я люблю тебя.

— Я знаю.

Она подошла, и мы обнялись. В последний раз уткнул я лицо в ее волосы, в последний раз вдохнул их аромат не желая отпускать ее и в то же время зная, что иначе нельзя.

— Береги себя, Дэвид, — сказала она, и, ощутив на губах соленый привкус слез, я вдруг понял, что уже не слышу тиканья часов…

* * *

… а вместо этого нахожусь в темноте, парализованный и задыхающийся.

Я попытался вздохнуть и не смог. Грудь словно обручем стянуло. Запаниковав, я из последних сил сделал хриплый, астматический вдох, затем еще и еще… Такое впечатление, будто меня обернули ватой, заглушив звуки внешнего мира. Как было бы просто сдаться и тихо утонуть снова…

«Ты должен бороться!» — встряхнули меня слова Кары. Прежняя эйфория превратилась в пепел. Диафрагма трепещет, протестуя против каждого вдоха. Но с любым, пусть самым незначительным, глотком воздуха дыхание становится все более уверенным.

Я открыл глаза.

Мир виден под каким-то сумасшедшим углом. Все движется, размазано, не попадает в фокус. Над головой плывет голос Генри:

— …я не хотел этого, Дэвид, поверьте. Увы, когда он ее забрал… Что мне оставалось делать?

Сейчас я понимал, что действительно куда-то плыву. Точнее, еду. По коридору, сидя в кресле-каталке. Я попробовал было привстать и тут же немощно плюхнулся обратно. Стены завертелись еще быстрее, а вместе с ними начала набирать обороты память.

Генри. Игла.

Дженни!

Вместо крика из горла вырвался стон.

— Тсс, Дэвид…

Я вывернул шею, чтобы увидеть Генри, и тут же дико закружилась голова. Тяжело опираясь на коляску, он толкал ее по коридору.

Пешком.

Ничего не понимаю! Может, еще раз попробовать? Нет, в руках совсем не осталось силы. Я вновь обмяк.

— Дженни… «скорая помощь»… — выдавил я заплетающимся языком.

— Эх, Дэвид, не будет никакой «скорой помощи».

— Я… я не понимаю…

На самом-то деле я все понимал. Правильнее сказать, начинал догадываться. Ведь как заволновалась, как перепугалась Дженни, когда я нес ее в дом! «Он убьет меня!» А я-то думал, что она бредит, что речь идет о Мейсоне…

О нет, не о Мейсоне она говорила…

Я дернулся еще раз, желая встать. Руки-ноги повинуются так, словно меня закатали в студень.

— Дэвид, ну что за ребячество! — ядовито отреагировал Генри.

Я понуро осел в коляске, однако, поравнявшись с лестницей, бешено рванулся к перилам. Кресло вильнуло, и я чуть было не вывалился. Генри замахал руками, ловя равновесие.

— Черт тебя дери, Дэвид!

Коляска встала поперек коридора. Я же, обеими руками уцепившись за перила, сидел зажмурившись, потому что все вокруг вертелось и кружилось. Сверху хрипло слетели раздраженные слова:

— Ну хватит, Дэвид. Отпусти. Ты сам знаешь, что ничего не выйдет.

Открыв глаза, я обнаружил перед собой Генри. Вспотевший и взъерошенный, он опирался спиной на коридорную стену.

— Ну пожалуйста, Дэвид… — Похоже, он испытывал настоящую боль. — Ты только хуже делаешь. Для нас обоих.

Я упрямо держался за брус. Горестно вздыхая, он полез в карман и, выудив оттуда шприц, показал его мне. Н-да, полна коробочка…

— Здесь диаморфина хватит на целую лошадь. Не хотелось бы колоть снова. Тебе ведь не хуже меня известно, что тогда будет. И все же если ты не оставишь мне выхода…

Мозг вяло переваривал новую информацию. Диаморфин — обезболивающий наркотик. Дериват героина, способный вызвать галлюцинации и кому. Любимое средство Гарольда Шипмана, которым он навеки усыпил сотни своих пациентов.

А Генри накачал им меня до отказу.

Кусочки головоломки укладывались по местам. Ясно как день…

— Ты с ним… Это ты… с Мейсоном…

Даже сейчас я наполовину надеялся, что он станет все отрицать, что предложит какое-то логичное объяснение. Вместо этого Генри подарил мне долгий, задумчивый взгляд, затем опустил шприц.

— Мне очень жаль, Дэвид. Я никогда не думал, что дело зайдет так далеко.

Нет, это уже слишком.

— Почему, Генри?!

Он криво усмехнулся.

— Боюсь, ты так и не понял, что я и кто я. Эх, занимался бы ты своими трупами, и все. Они куда проще живых людей.

— Что… о чем ты говоришь?..

Морщины прорезались гримасой угрюмого презрения.

— Ты думаешь, мне нравилось быть калекой? Навечно застрявшим в этой дыре? Да еще чтоб на меня сверху вниз пялились эти… эти скоты? Тридцать лет игры в благородного врача! А что взамен?! Благодарность? Да они и понятия не имеют, что означает это слово!

Лицо Генри перекосила гримаса боли. Придерживаясь за стену, он доковылял до телефонного столика и плюхнулся там на стул. Заметив мой взгляд, он усмехнулся вновь: