В то же время те же самые люди считали, что Москва находится в центре Сибири, а о таких городах, как Смоленск или Архангельск, они вообще никогда не слышали. Но скоро Жарова перестали раздражать даже британцы. Он и его хористы вошли во вкус морского путешествия: ходили по палубе в белоснежных костюмах и пробковых шлемах и внешне ничем не отличались от остальных пассажиров-европейцев.
На подходе к Суэцкому каналу пароход стал на якорь в Порт-Саиде. Второй помощник капитана рассказал казакам, что статую Свободы, символ США, первоначально планировали установить как раз в Порт-Саиде, дав ей имя Свет Азии, но тогдашнее правительство Египта, опасаясь, что перевозка из Франции и установка окажутся слишком дорогими, отказалось от этой затеи. После чего статуя под новым именем — «Свобода, озаряющая мир» отправилась в США.
Высадившись из лодок на берег, хористы осмотрели город, отдаленно напомнивший им кварталы Стамбула, и выпили очень горячего сладкого зеленого чая, который виртуозно разливали в специальные стаканы с метровой высоты. К их удивлению, в Порт-Саиде они встретили очень много соотечественников, перебравшихся сюда из Туниса или Турции.
Большую часть Суэцкого канала прошли ранним утром. Потом одноименный залив и Красное море. Следующая остановка была в Коломбо, на Цейлоне. Каждый день Жаров проводил на палубе репетиции и спевки. Одни и те же произведения пропевали в разном темпе и в разной тональности, при этом то уменьшая, то увеличивая звучность хора. То усиливая динамику, то ослабляя. То вдруг лавинообразно срывая хор с тончайшего пианиссимо на фальцет, достигая при этом колоссального эффекта и внутренней взволнованности, передающейся от исполнителей слушателям. Как правило, в те годы Жаров никогда не держал перед собой партитуру. Она была у него в голове. Точнее, она там жила и изменялась в зависимости от его настроения. А оно могло стать другим в любую секунду, и хористы это отлично знали. Никогда не перечили ему, потому что понимали: регент не тиранствует, а ищет высший музыкальный смысл.
В Коломбо русские столкнулись с совершенно им неведомым миром. Впервые узнали, что такое муссонные дожди. Когда влажность воздуха доходила до 90 %, дышать и то было трудно, не говоря уже о пении. Всё было непривычно: и природа, и люди, и слоны на улицах. На каждом шагу предлагали свои услуги рикши, некоторые чересчур навязчиво…
Цейлон был британской колонией, и хористы встретили здесь двоих земляков с Дона, которые служили в английском таможенном ведомстве. На Цейлоне ещё помнили, как в 1891 году остров посетил молодой цесаревич, будущий император Николай II, — портрет его можно было купить в любой лавчонке.
В 1890 году, возвращаясь с Дальнего Востока, в одном из своих писем Антон Павлович Чехов написал: «Я был и в аду, каким представляется Сахалин, и в раю, т. е. на острове Цейлоне». А в другом его письме можно прочитать следующее: «Если в царстве небесном солнце заходит так же хорошо, как в Бенгальском заливе, то, смею Вас уверить, царство небесное очень хорошая штука».
Жаров на этот раз мог бы не согласиться с Чеховым. Его совершенно не привлекала местная экзотика: ни пальмы, ни бронзовые женщины… Наоборот, раздражала! Он вспоминал Москву, Макарьев на Унже, русские монастыри и церкви. Там ему было спокойно и уютно. Хотелось забиться куда-нибудь в русскую глушь, например в скит, и не уезжать оттуда никогда… Но это было невозможно!
Корабль странствий нёс его уже из Коломбо в Аделаиду. В своей книге Емельян Клинский так описал это плавание, основываясь на воспоминаниях самого Жарова: «Буря. Волны, огромные, как горы, пенясь, разбивались о борт парохода. Они подползали под него, поднимая его высоко на свой хребет. Они расступались под ним, повергая его в глубокую пропасть. Ночь выла и бесновалась. Мы лежали пластом на своих койках без сна, боясь сдвинуться с места. Вдруг что-то ударило, громко и раскатисто… Колокол. Огромный колокол. Мы всполошились. Неужели это было сигналом?
— Ребята, — раздался вдруг голос хорового танцора. — Тревога! Готовиться акулам на ужин! Не слышите колокол?
А оторвавшийся колокол с глухим звоном катался по палубе, наводя панику на пассажиров…»
Наконец прибыли в Аделаиду — самый крупный город штата Южная Австралия, расположенный на берегу живописного залива Сент-Винсент. От пассажиров хористы узнали, что город был основан в 1836 году и назван в честь королевы Аделаиды, супруги правившего с 1830 по 1836 год британского монарха Вильгельма IV.
В австралийском порту казаков встретили со всеми подобающими почестями. Представители местной концертной администрации вручили Жарову огромный букет цветов и провели импровизированный митинг по случаю прибытия хора. После торжественных речей музыкантов рассадили в 15 автомобилей и повезли в город. По пути сделали несколько остановок — повсюду их ждали люди. Жаров и хористы со всеми раскланивались, пожимали руки, изредка обнимались. Иногда собиралось так много народа, что приходилось на время перекрывать уличное движение. Казаки были поражены таким сердечным приёмом!