Сергей Жаров

В Монтаржи ехали с радостью. Ненадолго настроение испортил контролер, внимательно и явно недоброжелательно проверивший билеты у странных, на его взгляд, людей. Да еще сквозь зубы предупредил, что чужие вещи ни у кого из пассажиров брать нельзя. Хористов возмутило, что их могли заподозрить в воровстве, но скоро об инциденте забыли. Поезд мчал их среди зелёных травянистых холмов с разбросанными тут и там убогими, деревянными или глиняными, хижинами. Но ни овец, ни пастухов нигде не было видно.

На одном из перегонов спиралью взвилась алебастровая пыль, а когда рассеялась, все увидели сербскую границу. Здесь казаки встретились с русскими офицерами, служившими в сербской пограничной страже, и с русскими сестрами милосердия. Хористов напоили чаем из медного тульского самовара, от одного вида которого у Жарова заныло сердце: вспомнились родной Макарьев и бабушка, каждый день растапливавшая точно такой же самовар.

Тёплую встречу с соотечественниками жаровцы запомнили на всю жизнь. Те рассказали о русских беженцах в Сербии и подбодрили добрыми напутствиями. В порыве благодарности казаки встали на привокзальной площади полукругом и исполнили несколько песен. Сказать, что они завоевали симпатии сербских железнодорожников, — это ничего не сказать. Если бы не отправление поезда, казаки пели бы ещё несколько часов. И исполнители, и слушатели пережили небывалый общий духовный подъем. Жарова внесли в вагон на руках. Больше десятка бутылок красного вина и пакетов с едой дали им в дорогу. Настроение у всех было приподнятое. Время до Белграда пролетело незаметно. Все мечтали о том, как устроятся в Монтаржи: прошлое для них уже умерло, а будущее пока трудно было представить.

Вена

Добраться от Белграда до Вены поездом всем вместе не удалось — не хватило денег. Решили отправиться пароходом. Путешествовали налегке: вещей почти ни у кого не было. Многие хористы не имели даже пальто. Когда нестерпимо захотелось есть, казаки переломили гордость, поднялись на верхнюю палубу и, выстроившись в ряд, запели «Тебе, Бога, хвалим». Успех не заставил себя ждать. Благодарная публика, до этого скучавшая на пароходе, с энтузиазмом и восторгом наполнила пустую хоровую кассу. Импровизированный концерт прошёл на редкость торжественно.

В Вене их встречал заранее извещенный о прибытии хора и знакомый всем ещё в Болгарии представитель Лиги Наций барон ван дер Ховен. Всё в Вене было странно, и прежде всего то, что люди говорили на немецком языке. Почти все хористы, кроме Жарова и ещё двух-трех человек, воевали на полях сражений Первой мировой войны. А врагами были немцы и австрийцы. Образ неприятеля, говорящего по-немецки, за долгие годы войны так крепко засел в сознании, что быстро от него избавиться оказалось непросто.

Однако уже на следующий день пребывания в австрийской столице казаки поняли, что здесь ими никто не интересуется и им ничто не угрожает. Большой красивый город жил своей жизнью и, казалось, к войне никогда не имел никакого отношения. Гражданская война в России, Крым, Чилингир — все это было из другого мира…

Вена — это прекрасно вымощенные улицы и бульвары, залитые вечером электрическим светом, модные, дорогие магазины, манившие прохожих яркими витринами. Особое впечатление на казаков произвела великолепная Рингштрассе с величественными зданиями. Венская аристократия хотела жить в домах, похожих на дворцы. Лицом столицы были гостиницы «Бристоль», «Метрополь», «Захер», «Империал» и «Гранд-Отель». Во всем чувствовался имперский шик.

Жарову вдруг расхотелось ехать в провинциальный французский Монтаржи, однако в Вене его хор никто не ждал. И от одной мысли, что совсем скоро им всем снова придется жить в тесной, грязной казарме для иностранных рабочих, ему становилось не по себе. Целуя нательный крест, он долго просил Бога о помощи, и Господь услышал его. Представитель Лиги Наций барон ван дер Ховен, ставший страстным поклонником хора, порекомендовал его директору концертного бюро в Вене господину Хеллеру, оказавшемуся очень простым, приветливым и милым стариком, совсем не похожим на одного из самых известных импресарио Австрии. Между тем сейчас именно от него зависела будущая судьба хора донских казаков.

Сергей Алексеевич почувствовал это сразу. Вопросы, заданные ему через переводчика, сразу показали, что перед регентом настоящий профессионал. Прослушивание хора решили организовать в тот же день. Для этого австрийцы предоставили в дирекции бюро (здесь обычно проходили концерты камерной музыки) небольшое помещение с изумительной акустикой.

Вот как вспоминал Жаров это событие: «Изодранные, в разнообразных военных формах, предстали мы перед вершителем нашей судьбы. Почтительно ступали грубыми сапогами по гладкому паркету и коврам элегантных помещений. Всё это было для нас неожиданно и ново. Покорно шли мы в зал концертной дирекции.

Сознание, что здесь, в этих помещениях, уже не раз открывались таланты и что здесь, именно здесь, за сценой, зарождались большие карьеры, увеличило моё волнение.