Встречали Пасху на Лемносе светло и радостно. К разговению напекли куличей, ели крашеные яйца, к обеду в котлах варилась баранина. Не обошлось и без спиртного, которое казаки закупили на полученные к празднику драхмы. Целые дни в полковых церквях звонили в «колокола» — били железными палками по обрезкам чугунных рельсов. Тогда ещё никто не знал, что совсем скоро на родине, в России, этот звук станет одним из главных символов ГУЛАГа. А пока захмелевшие казаки всю ночь слонялись по лагерю, распевая казачьи песни.
Первого мая, в Светлое Христово Воскресенье, в 12 часов все части корпуса выстроились на парад. Командир стал христосоваться с казаками, а затем поздравил всех с праздником. Не принимавшие участия в параде больные, служащие госпиталей и местные греки вышли посмотреть на невиданные торжества. На Пасху гуляли три дня. Широкая казачья натура, не мирившаяся с теснотой лагерной жизни, в праздник нашла себе выход. Город Мудрое и все окрестные деревни наводнили казаки, пробиравшиеся туда, несмотря на все запреты, оцепления и патрули. Не обошлось и без «международных» — греко-русских и русско-французских — конфликтов, возникавших на почве распития спиртных напитков.
На третий день, в восемь вечера, полки выстроились на поверку: в лучах заходящего солнца коротко блеснули тысячи шашек, как один взвились и замерли штыки. Трубачи заиграли «отбой». И вдруг напористо и протяжно разнесся по затихшему лагерю и далям, по горам и заливу гимн Всевеликого войска Донского «Всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон…».
В День святителя Николая Чудотворца, 22 мая, в лагере ждали генерал-лейтенанта Ф. Ф. Абрамова и чествовали героев — кавалеров ордена Святого Николая Чудотворца. Боевую награду учредил в апреле 1920 года барон Врангель для награждения офицеров и нижних чинов Русской армии за мужество и отвагу, проявленные в борьбе с большевиками. Девизом ордена стали слова: «Верой спасется Россия». Награда приравнивалась к ордену Святого Георгия, но ее знаки носили ниже. На Лемносе было несколько человек, удостоенных высокой награды. Среди них и генерал Абрамов, проявивший особое мужество в боях в Северной Таврии.
Утром 22 мая все части Донского корпуса со знаменами и штандартами, при оружии, построились покоем на берегу залива. Посредине, на песчаной отмели, поставили аналой. Возле него собралось все корпусное духовенство с полковыми иконами и хоругвями. Певцы Жарова стояли рядом. Казаки были одеты в белые гимнастерки и такие же фуражки. Все застыли в безмолвном ожидании, пока не показался генерал-лейтенант. При его появлении ряды вздрогнули. Послышалась команда, трубачи заиграли «встречу», и в раздробленных лучах солнца заблестели тысячи шашек, вскинутых наголо.
Генерал Абрамов в сопровождении начальника штаба полковника П. К. Ясевича обошел ряды, здороваясь с казаками. Те отвечали бодро и радостно. Общее воодушевление и приподнятое настроение рождали искреннюю уверенность в силе русского оружия. Подойдя к Жарову, генерал не просто поздоровался с регентом, а обнял его, трижды похристосовался, а потом расспросил о хоре.
После молебна состоялся парад: полк за полком, сотня за сотней проходили мимо своего генерала. Трудно было поверить, глядя на стройные белые ряды казаков, что это изгнанники, влачащие жалкое, полуголодное существование на унылом греческом острове под опекой франкосенегальских надзирателей и ещё вчера воровавшие кур у местных жителей.
В начале лета пришла весть, что славянские страны начнут принимать интернированных. Французы и англичане хотели как можно быстрее расформировать Русскую армию. С одной стороны, было накладно содержать более 75 тысяч взрослых мужчин, а с другой — союзники боялись обострения на Балканах: кто знает, куда может двинуться такая военная мощь? Жаров, мечтавший покинуть остров, оказался не готов к этому. Он вдруг отчетливо осознал, что на Большой земле потеряет хор, которому отдал так много сил и времени.
Когда объявили о погрузке на пароход «Решид-паша», конфискованный французскими оккупационными властями у Турции и отправлявшийся в Болгарию, Жаров, неожиданно для всех, отказался ехать. Он понимал, что его хор ещё «сырой» и в таком составе выступать рано. А значит, он не сможет заработать себе на жизнь, а больше он ничего делать не умел. Навыки пулемётчика в Европе никому не нужны! Однако хористы не послушались своего регента. Они скрутили его и на руках внесли на пароход. Жаров отбивался, но ничего не мог сделать с дюжиной крепких казаков. До прощального гудка его караулили на верхней палубе, чтобы не сбежал. Но всё обошлось! Пароход отчалил, взяв курс на Бургас. Над морем поплыло бесконечное и радостное «ура».
Болгария