С глубоким проникновением исполнил «Великую Ектению» и «Отче наш» легендарный солист Донского хора, бас-профундо Павел Михалик. Он же долгое время исполнял добровольно взятые на себя обязанности своеобразного телохранителя Жарова — всегда защищал регента от любых нападок и неприятностей. Во время корейской войны Михалик служил в американских войсках специального назначения и владел многими видами боевых искусств. У него был самый низкий голос в хоре. И пел он блистательно! Однако после контузии, полученной в Корее, у него начались проблемы с психикой: он часто страдал от посттравматического стрессового расстройства, что выражалось в сверхбдительности и состоянии постоянного ожидания опасности.
В заключительной части программы в Линкольн-центре мощно прозвучало песнопение «Спаси, Господи, люди Твоя» из увертюры Петра Ильича Чайковского «1812 год». У многих слушателей во время исполнения на глаза наворачивались слёзы. Казалось, будто часть России каким-то непостижимым образом вдруг переместили в этот американский зал.
Большинство произведений в тот вечер звучали в аранжировке Сергея Жарова: сам он не смог приехать на концерт, так как совсем недавно во Флориде перенёс операцию.
В последнем отделении концерта тенор Миша Щерб замечательно исполнил «Вечерний звон» в аранжировке Георгия Маргитича, а тенор Джабир Казимов — «Метелицу». Апофеозом всего представления стала русская песня «Эй, ухнем» в исполнении солиста-баса Ивана Березова. На бис казаки залихватски и с посвистом спели старую солдатскую строевую песню «Взвейтесь, соколы, орлами».
Одним из первых шагов, предпринятых Георгием Маргитичем, было переименование хора. Теперь он стал называться «Донской казачий хор и танцоры Америки». Это вызвало большой негативный резонанс в русских кругах США и Западной Европы. Многим эмигрантам не понравилось, что в название к донским казакам добавили американских танцоров. Однако поначалу даже сам Жаров поддержал переименование, но позднее выяснилось, что Маргитич оказался плохим организатором.
Новому хормейстеру пришлось столкнуться с большим коллективом музыкантов: у каждого из них имелись собственные амбиции и непростые черты характера. Найти взаимопонимание с музыкальным инструментом трудно, а с хором и подавно! Работа певцов требовала невероятного напряжения. Им приходилось постоянно петь в высокой тесситуре. Да и столько концертов в неделю и на таком уровне выдержать, казалось, невозможно. Но при Жарове в коллективе царила воинская дисциплина. Тем не менее певцы любили Сергея Алексеевича и беспрекословно ему подчинялись, а Маргитичу — нет.
Исполнительский уровень хора быстро и неуклонно стал снижаться. Кроме того, упала не только исполнительская дисциплина, но и общая — дисциплина духа. Например, Богомил Манов, высокий баритон, в своё время работавший у Герберта фон Караяна, так пристрастился к азартным играм, что заболел игровой зависимостью. Часами он сражался с «однорукими бандитами» и, конечно же, проигрывал много денег. От этого его характер становился с каждым годом все агрессивнее, пока он окончательно не превратился в человека, страдающего лудопатией. Однажды из-за игры Манов опоздал на репетицию к Караяну. Несмотря на то что Богомил обладал уникальным голосом, Караян его немедленно уволил. Дирижер понимал, что делает. Таких по плотности голосов, как у Манова, в природе практически не существовало, но дисциплина в оркестре важнее всего, и Караян пошёл на крайние меры.
Маргитич не мог железной рукой управлять музыкантами, и Богомил Манов позволял себе иногда вовсе не приходить на репетиции. А бывали случаи, когда хористы на концерты являлись пьяными, а Маргитич никак не реагировал. Всё это не могло не сказаться на качестве музыкального исполнения! Но самое главное, что вывело Жарова из себя: Маргитич начал сначала изменять, а потом и добавлять кое-какие нюансы в его, жаровские, аранжировки. Однажды он услышал, как Маргитич переложил транспозицию мелодии его всемирно известной аранжировки в другую тональность и осуществил совсем неожиданный переход из одной голосовой партии в другую, сопровождая это самостоятельным движением голосов.
Такого пренебрежительного отношения к своему творчеству Сергей Алексеевич стерпеть не мог — и новоиспечённый регент с треском вылетел с поста руководителя хора. С 1985 года им стал управлять бывший солист хора Михаил Минский. На эту должность его пригласил немецкий продюсер Отто Хофнер.