«В этой книге, — пишет автор в предисловии, — нет изложения самой теории относительности и совсем не затронут вопрос о пространстве и времени». И в то же время ни одно произведение тех лет (на русском языке, а может быть, и не только на русском) не вводило неподготовленного читателя в мир релятивизма (принципа относительности Эйнштейна) глубже и быстрее указанной работы. Ставя перед собою сравнительно скромную роль — «выяснить, насколько прочны эмпирические основания теории, а следовательно, и она сама», — книга Сергея Ивановича делала для познания теории относительности больше, чем обычные книги, те, которые не начинаются с опыта, как у Вавилова, а им оканчиваются (начинаются же с общих рассуждений).
На примере того, как легко усваивается это произведение Вавилова читателями, далекими от физики, можно лишний раз убедиться, что неискушенное сознание предпочитает путь «от конкретного к абстрактному» обратному пути. Направление «от абстрактного к конкретному» хорошо лишь там, где налицо большая подготовка.
Следуя путем «от конкретного к абстрактному», Сергей Иванович объяснял своим студентам и квантовую теорию света, и явление люминесценции. Рассуждения развивались примерно так.
Представление о свете как о квантах, то есть о совокупности не похожих ни на что частиц, пришло в науку незваным гостем. Пытливая человеческая мысль ринулась в недра квантовой теории, отчаявшись понять несколько парадоксов оптики и термодинамики. Неожиданно оказалось, что новая теория пригодна не только для разъяснения этих парадоксов. С ее помощью удалось распутать ряд запутанных вопросов физики, разобраться в сущности явлений, представлявшихся веками странными и непостижимыми…
Среди таких веками непостижимых явлений было и явление люминесценции. Его специфика, отличие от «обыкновенных» оптических процессов — отражения, преломления, рассеяния света и так далее — не только в том, что в рассматриваемом явлении проявляется квантовая структура света, но и в том, что в нем обнаруживается применимость квантовых законов к строению вещества. Зная квантовые законы, можно разобраться в явлении люминесценции.
Вывод: если б люди хорошо изучили раньше холодное свечение, поняли б его, оно могло бы послужить для них маяком в мире квантовых представлений. Век квантовой теории наступил бы не на рубеже столетий, а раньше.
Сергей Иванович с увлечением преподавал в обоих институтах. Но основной своей педагогической работой он все же считал университетскую.
Поступив немедленно после демобилизации (одновременно с зачислением в МВТУ) преподавателем в общем физическом практикуме Московского университета, Вавилов уже весной 1919 года прочел пробную лекцию и сдал магистерские экзамены. Это дало ему должность приват-доцента и возможность вести самостоятельно лекционные курсы — сперва по фотохимии, а затем по абсорбции и дисперсии света[26].
Следуя примеру П. Н. Лебедева, Сергей Иванович обобщает содержание своих выступлений, широко используя оригинальную журнальную литературу. В каждой лекции он рассказывает о новых работах, знакомит студентов с последними важнейшими достижениями науки. Хорошее знание языков — а Вавилов свободно владел немецким, английским и французским и бегло объяснялся по-итальянски и по-польски — облегчало задачу, позволяло широко и быстро знакомиться с иностранной научной литературой.
В 1928 году в Московском университете состоялся съезд советских физиков, на который были приглашены и многие выдающиеся иностранные ученые. Сергей Иванович был секретарем организационного комитета съезда и проявил немало изобретательности, чтобы ничто не мешало делу.
Год спустя, в 1929-м, Вавилова избирают заведующим кафедрой общей физики Московского университета. Одновременно он становится действительным членом Научно-исследовательского физического института при МГУ. Это событие в известном смысле явилось поворотным пунктом в жизни Сергея Ивановича. Он немедленно оставил свою работу как в Институте физики и биофизики, так и в зоотехническом институте и с головой погрузился в университетские дела.
Прежде всего Вавилов взялся за всякие организационные проблемы. Особо важно было поскорей составить точные программы и задания для занятий.
В те времена еще не существовало таких программ для высших учебных заведений, которые разрабатывались бы на некой объективной основе и являлись обязательными на кафедрах. Каждый профессор или преподаватель вел занятия по собственному плану и обладал большой свободой действия. Это относилось к профессорам, это относилось и к руководителям лабораторных и семинарских занятий.
В МГУ к тому же раньше не было особой кафедры общей физики. Лекции по общей физике читали разные профессора, и то, что читал один, отличалось от того, что читали его коллеги. Вавилов был первым заведующим первой созданной в университете кафедры общей физики.