Сергей Вавилов

В своем отчете об этих опытах Вавилов пишет: «Справедливость закона Бугера в этом интервале противоречит гипотезе «световых квантов», и от попыток более или менее систематического ее проведения приходится отказаться».

В 1920 году С. И. Вавилов печатает в «Известиях Физического института при Московском научном институте» четыре работы, посвященные выяснению процесса поглощения и испускания света элементарными молекулярными системами. В том же году на первом съезде Российской ассоциации физиков он делает доклад на аналогичную тему под названием «О пределах выполнимости основного закона абсорбции». Лейтмотив и письменного и устного выступления: квантовая теория не подтверждается экспериментально.

Это был неверный вывод, и поздней Сергей Иванович, конечно, от него откажется. Но объективно тогда у Вавилова были веские основания выступать против идеи о квантовой структуре света.

Ведь вопреки тому, что ожидалось с точки зрения теории световых квантов, закон Бугера соблюдается при изменении плотности падающего светового потока в фантастически больших пределах: примерно от ста миллионов эргов до одной триллионной доли эрга в секунду на один квадратный сантиметр. Максимум преобладал над минимумом в 10²⁰ раз (в сто миллионов триллионов)!

Никаких сомнений не вызывали опыты: данные, полученные из них, были безупречны.

Но так ли уж безупречно истолковывались полученные данные? Достаточно ли было их свидетельства против представления о прерывной структуре света?

Вопросы эти продолжали мучить руководителя отдела физической оптики, несмотря на сделанные им публично заявления.

Придет время, и Вавилов сам покажет, что результаты его ранних работ находят естественное объяснение с позиций квантовой теории. Пока же он держит свои сомнения про себя и защищает только то, что может подтвердить практическим примером.

— Я экспериментатор, — говорил он сухо тем, кто обвинял его в чрезмерной осторожности, — и не могу оторваться от почвы опыта. Хорошо понимаю Ньютона, гордившегося тем, что он не измышлял гипотез.

В 1929 году Институт биологической физики был переименован в Институт физики и биофизики. В нем работало в то время 36 штатных сотрудников, в том числе: С. И. Вавилов, Б. В. Ильин, В. Л. Левшин, Т. К. Молодый, А. С. Предводителев, П. А. Ребиндер, А. К. Трапезников, Э. В. Шпольский, В. В. Шулейкин. На торжественном заседании 27 апреля 1929 года, посвященном десятилетию института, его директор П. П. Лазарев начал свою речь с истории юбиляра:

«Институт биологической физики, переименованный в 1929 году в Институт физики и биофизики, возник в качестве исследовательского учреждения в 1919 году сначала в виде небольшой лаборатории при рентгеновской, электромедицинской и фотобиологической секции Наркомздрава. Эта лаборатория воспользовалась для своих работ создавшимся ко времени революции первым научно-исследовательским институтом по физике в России — физическим институтом Московского научного института, оконченным постройкой… и начавшим свои работы в январе 1917 года.

В число сотрудников лаборатории секции Наркомздрава вошли лица, работавшие в лаборатории П. П. Лазарева при университете имени Шанявского».

Первый в стране научно-исследовательский институт по физике набирал хороший темп работы. В нем были представлены важнейшие области физики: акустика, молекулярная физика, фотофизика и фотохимия, биофизические исследования, работы, связанные с геофизикой.

Глава 4. В кругу родных

Ставя все новые оптические опыты, Вавилов вместе с тем был занят заботами, к науке никакого отношения не имеющими. Двадцатый год был суровым годом для страны, и каждая семья это остро ощущала.

Отправляясь утром в Высшее техническое училище, Сергей Иванович думал не только о том, как проведет сегодня практикум со студентами. Думал он и о жене, которая часом раньше ушла на вокзал выгружать дрова из вагона.

Окончив практикум, физик зашагает в лабораторию. А Ольга Михайловна наймет студента, подрабатывающего лошадью с большим возом, и, счастливая удачей, будет везти свои дрова через всю Москву. Разгрузив их с помощью студента, она побежит в филармонию, где ее учительница Мария Владимировна Владимирова сделает ей замечание за опоздание. Из филармонии — в очередь за кониной. Затем домой — топить печку и стирать белье.

Но ни Сергей Иванович, ни Ольга Михайловна не принимали близко к сердцу трудности тех времен. Они сошлись в этом равнодушии к невзгодам материального порядка.

Он никогда не ворчал, не жаловался: ни на холод в квартире, ни на скудный продовольственный паек, ни на бедность лабораторного инвентаря, с которым приходилось вести научную работу. Она чувствовала себя прекрасно в рабочем платье и с таким веселым видом носила охапки дров, будто всю жизнь только этим и занималась.

Когда Сергей Иванович приезжал к матери, его немедленно осаждали племянники — Таня и Александр Ипатьевы. У них всегда была уйма вопросов, и они не уставали расспрашивать дядю Сергея обо всем, о чем расспрашивают дети в 10–13 лет.