Сергей Сергеевич Аверинцев

7.12.1985. Роскошная светлокоричневая пещера МХАТа. «Здание мха?» с удивлением переспросил Ваня Аверинцев, впервые услы­шав.

23.12.1985. Аверинцев звонил, собственно, оправдываться в не­сделанном Жильсоне и долго говорил о нем. «Уклончив», сказал я и, оказывается, он применяет о нем то же слово. Он констатирует, в общем, неудачу неотомизма и трактует томистскую энциклику папы Aeterni patris широко, как рекомендацию, вовсе не призыва­ющую к философскому единству. Ad mentem sancti Thomae очень расплывчатая формула, оставляющая такой большой простор. Ког­да я сказал, что Жильсон ставит себя под очень болезненный для него вопрос: наводит на мысль, что же такое христианская филосо-

332

фия, искание или икономия, — Аверинцев сказал, что собственно я кратко выразил суть его статьи. Но я даже не уверен, что он просто слышал меня. Он обтекает чужую мысль или просто включает ее. Его называют Жильсоном. Он больше, питательнее. — О духе ка­толичества в 20-х годах он судит по Carmen saeculare Федотова. Когда я назвал раннего Маритена интегралистом, он сказал, что католичество и тоталитаризм несовместимы, и разве что Маритен был авторитарист.

26.12.1985. Под окна к Аверинцевым; там встречаюсь с Ваней, которого папа оставил возле подъезда уйдя в поликлинику. И Ваня издали присматривался к моей шубе, не узнавая и боясь пьяного. Аверинцев прошел из поликлиники, где не застал врача, весь просту­женный и опухший. Еще года 3 или 4 назад он жаловался, что болеет всю зиму подряд. Летом он тоже покупает сунорэф.

 29.12.1985. С Машей и Ваней, с Катей мы как безумные играли в снежки, пока они не перестали бояться снега в лицо, застудили руки и промокли. «Я не могу, чтобы кого-нибудь не победить», сказал Ваня. Рената в это время с Аверинцевым говорила о просьбе Афана­сьева из «Правды» дать о чем-то насущном интервью, о позорном от­казе нашей иерархии взяться за восстановление и открытие храмов. «Мы народ очень догадливый», русские, «но ненадежный», сказал Аверинцев. Христианство перешло от романтизма к — трезвости!

1986

7.1.1986. У Николы очень краткая служба, едем туда семеро в нашей машине; какая бесспорная семья Аверинцевы. Катя после причастия горда, легкомысленна; Ваня спешит к машине. На обрат­ном пути Аверинцев спрашивает, что нас ждет теперь, если из самых разных мест, самых важных, ему звонят просят высказаться. «Что мы можем сказать, мы уже знаем, а что вы скажете...» Как он свободен! Любит и ищет лучшее. Думает о восклицательных знаках на социа­листических лозунгах, сравнивает с западным трезвым марксизмом, например Брехта, — Маяковского, к Марксу совсем непричастно­го. Именно из-за полной непричастности России марксизму... etc. Анекдот: грузин учит попугая: «Скажи дядя!», сердится, бьет по голове, в гневе бросает в курятник. На следующее утро попугай раз­бивает готовы курам, учит их: «Скажи дядя!» Радостный, играющий,

333

наблюдающий, работающий, открывающий и утверждающийся ум. Никакого рабства.

8.1.1986. После вчерашнего: как гнетет свое убожество и как уста­ешь от старого хлама сознания.

5.2.1986. Читал Аверинцева предисловие к Жильсону, он так же умен, как Жильсон, и так же ускользает. Человек отвоевал себе про­странство и стоит за него, стойте-де и вы; здесь нет последней щед­рости, есть отшатывание и суд, нет безусловной отдачи.

8.3.1986. Аверинцев звонил, он едет в Ленинград. Ему звонила Удальцова и спросила, кто, не из его ли людей, написал рецензию в «Новом мире» на «Культуру Византии». Она сказала, что рецензия скорее хорошая.

23.3.1986. Аверинцев звонил, я рассказывал ему только о Ренате, безбожно ифая роль доброго забывшегося опекуна. Откуда столько скоморошества. Говорят, Пушкин в обращении с людьми пародиро­вал свой образ у них. Аверинцев может понять всё, но не успевает, он не отдается целиком делу понимания, обязан строить и поддержи­вать строй.

3.4.1986. Волшебник Аверинцев в ГИТИСе. Он говорит об ан­тичности и современности, импровизирует, свободно бродит умом. И первая часть лекции была повтором о канонах творчества, необ­ходимых, чтобы можно было проводить состязания, о прямом пере­носе античных одежд и посуды в жизнь ренессансных гуманистов, архитектуры в строительство; а вторая — размышлением вслух об изоляции греков, для них другая литература была не плоха и не дур­на, ее просто вообще не было: греческая литература единственная в мире по самоощущению и по заданию.

10.4.1986. Аверинцев спешил с лекцией, завтра он едет в Тбили­си. Говорил на одном навыке и приемах. По дороге говорили о «Мой друг Иван Лапшин», и он сказал: не отличишь власть от уголовников, те и другие вдруг начинают вопить; и те и другие совершенно никому не нужны.

14.5.1986. Ира, Аверинцев, Ирина Ивановна Софроницкая со

334