Сергей Николаевич Булгаков

Взамен механической причинности через необходимость Булгаков предлагает «живую причинность, или причинность через свободу»[301]. «Философия хозяйства» стала для автора памятником последней встречи богословской проблематики в целом чуждого ей языка философского описания. Булгаков пытается преодолеть это противоречие испытанным в русской мысли способом: путем онтологизации и объекта, и категорий, его осмысляющих: «Корни науки заложены в софийности твари, т. е. в том, что объективная, или транссубъективная, связь вещей есть связь логическая и познается под формой закона причинности»[302]. Призывая обогатить научную социологию принципом «мистического реализма»[303] и дать софиологии функцию метафизики истории, Булгаков пытается преодолеть то, что в рамках принятого метаязыка не преодолимо: превратить историософию (метод) и историю (объект) в онтологически гомеоморфные феномены, в онтологию софийного присутствия Премудрости и в форме знания, и в коррелятивной ей реальности жизненного мира. Для предприятия такого рода Булгакову пришлось расстаться с политэкономическими доктринами, прописать этику и эсхатологию хозяйства в «Свете Невечернем» (1917) – книги, объявленной как вторая часть «Философии хозяйства».