Глумов
Затемнение.
Гостиная и смежная с ней зала в доме Фаинушки. Здесь приглашенные на свадьбу гости: Редедя. Иван Тимофеевич, Прудентов, Очищенный, посаженые отцы — Перекусихин-первый и Переку-сихин-второй. Фаинушка. в белом платье, в брильянтах и с флердоранжем, торжественно вводит Парамонова.
Перекусихин-первый, Перекусихин-второй
Редедя. Благодетель наш!
Иван Тимофеевич. Онуфрий Петрович!
Все суетятся вокруг Парамонова.
Фаинушка
Парамонов. А где же жених?
Иван Тимофеевич. Сейчас явится. Парамонов. Ах, голубь, голубь…
Отсутствие Балалайкина, видимо, производит на всех тягостное впечатление. Появляются Глумов и Рассказчик. Обстановка разряжается. и Иван Тимофеевич переводит внимание Парамонова на приятелей.
Иван Тимофеевич. Вот, Онуфрий Петрович, рекомендую! Сотрудники наши… Из дворян… Были заблудшие, а теперь полезными гражданами сделались.
Парамонов. Вот как!
Фаинушка
Глумов целует ей ручку. Фаинушка незаметно сует ему записку.
Иван Тимофеевич. Нельзя сказать, чтоб в хорошем месте. Такую чепуху городили, что вспомнить совестно.
Глумов и Рассказчик
Иван Тимофеевич. Пардон, пардон! А теперь так поправились, как дай бог всякому! Вот, Онуфрий Петрович, представьте, какую они в видах благопристойности штуку придумали: чтобы при каждой квартире беспременно два ключа иметь и один из них хранить в квартале!
Все раскрыли рты.
Прудентов
Перекусихин-второй. Ну, а ежели действие происходит ночью?
Прудентов. Так что ж, что ночью? Обыватель проснется, докажет свою благопристойность — и опять уснет!
Иван Тимофеевич. Да еще как уснет-то! Прудентов. Слаще прежнего в тысячу раз! Все. Браво, браво!
Парамонов. Однако где же ваш жених? Заартачился?
Иван Тимофеевич. Не извольте беспокоиться, Молодкин за ним поехал.
Парамонов. Эх, голуби, голуби! Какую невесту ждать заставляете!
Глумов. Балалайкин не подведет.
Рассказчик. Балалайкин не подведет.
Очищенный. Не подведет. Недаром на его родовом девизе написано: «Прасковья мне тетка, а правда мне мать». Адвокатская практика задержала его…
Перекусихин-первый. Какая же практика в день свадьбы?
Парамонов. Ох уж эти аблакаты!
Появляется Молодкин, он явно встревожен.
Молодкин. Иван Тимофеевич! Иван Тимофеевич
Они шепчутся.
Глумов
Иван Тимофеевич
Глумов. Что же случилось?
Молодкин. Приехал я, а он сидит во фраке, в перчатках и в белом галстуке — хоть сейчас под венец! «Деньги!» — говорит. Отдал я ему двести рублей, он пересчитал, положил в ящик, щелкнул замком. «Остальные, говорит, восемьсот?» Я туда-сюда — слышать не хочет! И галстук снял, а ежели, говорит, через полчаса остальные деньги не будут на столе, так и совсем разденусь, в баню уеду.
Глумов. Да ты бы, голубчик, ему пригрозил: по данной, мол, власти — в места не столь отдаленные!
Молодкин. Говорил-с. Не действует.
Иван Тимофеевич. Вот ведь сквернавец какой! А здесь между тем расход. Кушанья сколько наготовили, посаженым отцам по четвертной заплатили, за прокат платья для Очищенного отдали…
Глумов. Не дело ты говоришь, Иван Тимофеевич.
Рассказчик. Нет, не дело.