Сергей Иосифович Гессен

В этической сфере масштабом является целеполагающая зависимость долженствования. Нравственно действующий человек задает себе причинную цепочку через постановку нравственной цели и осознание средств для ее реализации. С одной стороны, его действие имеет начало и конец, что дает основание говорить об определенном виде изолированной причинности. Данная причинность носит понятийный характер осознанных целей и средств, что опять же означает своего рода понятийную изоляцию. А с другой – этическая причинность не является «миром в себе», как это характерно для эстетической, в которой мир, произведение искусства противостоят личности как микрокосмос. В этической причинности мир, напротив, не изолируется от личности, она остается вовлеченной в него своими мыслями и действиями. За пределами нравственной деятельности, т. е. этической причинности (цели и средств ее достижения личностью) наличие нравственного начала (добра), или его отсутствие в мире, не является проблемой этики.

Гессен вводит последний разбираемый им тип причинности – религиозный. Для религии в отличие от этики, наоборот, разрыв между сущим и должным в мире является основополагающим для его понимания. Причиной, началом разрыва является грехопадение, которое задает причинный ряд всему последующему ходу развития мира и личности верующего человека. В противоположность эстетической изолированной причинности религиозная причинность представляет установку на всеобщую зависимость всех от всех и всех от Бога, что делает всех ответственными и виновными во грехе. Религиозное сознание движимо первопричиной греха и установкой на его всеобщее преодоление. Так, «первичная причинность, идея абсолютной взаимосвязи, которая в теоретической сфере имеет значение регулятивного принципа для наук, в религии переживается как трансцендентное абсолютное бытие, как наидостовернейшее, наиобъективнейшее, что вообще существует»[110]. Гессен ссылается на понятие теологической идеи у Канта. Наличие такой высшей объективной наглядности раскрывается, однако, только индивидуальному мистическому переживанию. Предельно общее достигается предельно субъективным переживанием единства, к которому можно пробиться и через «объективную религию».

Как и все представители трансцендентальной философии, Гессен переносит решение основных вопросов за пределы трансцендентального горизонта, сферой его исследований остается поиск укрепления объективности индивидуального посредством раскрытия его логических оснований, он не делает высказываний о действительности. Похвалу его учителю Риккерту в уже упоминавшейся статье Фолькельта, в которой последний «охотно признает» Риккерта «мыслителем, со строгостью и последовательностью, которые надлежит приветствовать, старающегося установить в борьбе с релятивизмом и позитивизмом прочные, объективные условия познания»[111], можно отнести опять также и к Гессену. Свою задачу Гессен видит в том, «чтобы между метафизикой и мистикой вырыть пропасть еще более глубокую, еще более непроходимую»[112]. Путь усиления разграничения метафизики и мистики в борьбе за «научную философию» Гессен покажет в своей большой статье «Мистика и метафизика» в первом номере журнала «Логос».

Cвою диссертацию Гессен закончил призывом к мистике, к тому, что подобно океану омывает остров знания, поэтому и не случайно он ставит себе задачу философски определить понятия мистики и метафизики. Первоначально он дает трактовку специфики философского определения, т. е. философии как особой науки. Так логика изучает формальные предпосылки закономерности вообще, то, что делает истинное знание истинным, а не само бытие, которое составляет предмет эмпирических наук, эстетика – это «наука о том необходимом» формальном «минимуме предпосылок, без которого одинаково невозможны и красота, и безобразие…». Но «из формы или арпсп искусства нельзя вывести конкретного материального произведения искусства»[113], a из законов логики нельзя вывести законов химии и физики. Гессен ссылается на определение философии, данное Г. Риккертом в работе «О понятии философии», «как теории ценностей», или формальной науки, которая «должна охватить все многообразие культурных благ и понять систему ценностей, лежащую в основе культуры»[114]. Риккерт указывает на то, что «отделение проблем ценности от проблем действительности приводит к очищению и выяснению собственно философских проблем»[115]. Философия должна представлять, таким образом, «свободный от всяких специальных точек зрения минимум», «область формальных предпосылок эмпирической истины, воплощенной красоты, осуществленного добра и т. д.»[116].