Сергей Фудель

Многолюдная толпа провожающих — около ста человек — медленно шла за гробом по главной улице городка с радостным и согласным пением: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас», — и случайные прохожие останавливались, чтобы спросить, кого хоронят. Трудно было что‑то ответить — хоронили всего — навсего бывшего зэка, бывшего солдата, бывшего ссыльного, бывшего бухгалтера, инвалида, пенсионера. Сосредоточенно и отрешенно шла толпа за машиной с гробом до старого кладбища с вековыми соснами и березами — там он и нашел упокоение под большим дубовым крестом, позднее сработанным Дмитрием Шаховским. Рядом через одиннадцать лет погребена и его жена Вера Максимовна.

«У меня чувство, что они не умерли»[489], — писал сын.

А священник одного из соседних сел, никогда не знавший Фуделя при жизни, спустя тридцать лет после тех светлых похорон сказал: «Порой в сложный момент, когда мне особенно нужны помощь или совет, я, бывая в Покрове, заезжаю [на могилу] к Сергею Иосифовичу и прошу его помощи, и как‑то все дела решаются, и помощь приходит, и совет нужный»[490].

За несколько месяцев до смерти С. И. Фудель написал дочери Марии удивительные слова. «Мы живем, и дышим, и верим, и терпим, — только для того, чтобы “не умирала великая мысль”, чтобы не стерлись с лица земли те капли крови, которые пролил за нее Христос. Так как без них — духота, и смерть, и ужас. Если люди перестанут это понимать, то я ради них же, этих людей, не перестану, так как жизнь вне любви — безумие»[491]

Заключение

Труды Сергея Фуделя теперь собраны, изданы и прочитаны в разных уголках земли. Книга «У стен Церкви» уже двумя изданиями вышла в Америке на английском языке. На предстоятеля Японской Православной Церкви произвела особенное впечатление книга «Путь Отцов», и митрополит Даниил выразил намерение перевести ее на японский. Избранные страницы произведений Сергея Иосифовича переведены недавно на итальянский язык.

Больше всего, конечно, читают Фуделя в России. Судя по откликам в Интернете (где размещено уже немало фуделевских текстов), особенно читают молодые. Для многих встреча с книгами Фуделя становится поворотным событием в жизни, пробуждает к следованию за Христом. В одном из чатов довелось прочесть, что книжку «У стен Церкви» так и хочется «всю растащить на цитаты».

Когда читаешь работы Фуделя подряд, становится ясным, что они писались не для собрания сочинений. В каждой из них, «как солнце в малой капле вод» (любимая Фуделем и часто им цитируемая строчка из оды Державина), отражена главная тема его творчества. Работы Фуделя, в общем‑то, все об одном: о присутствии Бога в жизни людей и в живоносных словах. О следах святых на земле живых. О святой и непобедимой Церкви.

И все же радостно, что теперь эти труды собраны и изданы в России все вместе. Как доброе вино, они ничего не потеряли от многолетней выдержки. Читатели распознали в них убедительное и такое нужное нам «свидетельство о чистой православной мысли, шедшей сквозь русский двадцатый век, как и сам автор в тихой и незаметной жизни своей, тем самым трудным и узким путем»[492].

Заключение по делу С. И. Фуделя. 3 апреля 1997 г. ЦА ФСБ РФ

Богословские и литературоведческие работы Фуделя не остались лишь памятниками ушедшей самиздатской эпохи. Так, книга о Достоевском была с интересом встречена искушенным профессиональным сообществом: когда, кажется, всё уже о Достоевском проанализировано и высказано, вдруг оказалось, что возможен и такой взгляд… А работа о Флоренском осталась не только первой, но и единственной русской монографией о нем, где с такой любовью и достоверностью передан во многом загадочный облик этого удивительного человека. Очень точно сказал Григорий Померанц: люди, о которых пишет Сергей Иосифович, «начинают светиться, даже очень сложные люди — Флоренский, Достоевский. Он не приукрашивает. Он просто видит свет, видит радость любви сквозь темные провалы»[493].

Тот же автор отмечает: всё, что писал Фудель, «было написано сердцем и прямо шло в сердце». Но, конечно, с особенной силой это ощущаешь, читая сбереженные Сергеем Иосифовичем свидетельства о встреченных им в жизни праведниках XX века. Именно здесь его писательское мастерство достигает особенной силы. Портреты праведников у Фуделя иногда переданы лишь немногими скупыми чертами, но тем надежнее они запечатлеваются в памяти читателей. Котомка Прейса. Холодок и запах епитрахили, светлость и все тепло «простейшего человека» — митрополита Кирилла, священномученика. Тишина подвига, окружавшая владыку Афанасия, и его побудка: «Вставайте, ленивии»… Все случайное куда‑то отступает, остается красота образа Божия в человеке — как словесная икона.